Чему улыбался гномик?

Не было только главного, по крайней мере, так казалось Маргоше, — последнего кода к сердцу, тех заветных трех слов, о которых мечтают все девчонки — «я тебя люблю».

 

Все было сказано, спрошено, исповедано. Проветрены тайные чуланы души, просушены на солнце отсыревшие от давно пролитых слез обиды и разочарования, исследованы озерные глубины глаз и заложены основы будущего фундамента новой, счастливой жизни. «Девочка родится кареглазкой, как ты, а мальчик, как я, вундеркинд с белобрысым чубом» — шутил Сергей. И она чуяла сердцем, что так и будет… И не хотелось шумных тусовок, ресторанов, золотых подарков. Было хорошо пить кофе за столиком у окна пустынной кофейни, густо поливаемого дождем, уютно сидеть в машине у ночной, запруженной народом площади, собирая пазлы из людских типажей и характеров, и лежать на его руке, когда старый скрипучий диван ковром-самолетом парил среди звезд. Не было только главного, по крайней мере, так казалось Маргоше, — последнего кода к сердцу, тех заветных трех слов, цементирующих отношения, о которых мечтают все девчонки — «я тебя люблю». Слов не было, а ощущение билось, но разве можно верить ощущениям? Тем более, что однажды они уже подвели. Тогда Маргоша только-только вылупилась из розовой скорлупы детства, и кожа у нее была, как у младенца — тонкая, чувствительная. Тот, кто поигрался с ее первыми чувствами, пофутболил ее доверчивое сердечко, долго еще жил в душе, отмирая медленно и болезненно.

У Сергея был опыт побольше — и пытливая юность востребованного девушками экспериментатора, и цветущая молодость удачливого специалиста, отхватившего в жены самую красивую девушку НИИ, и …оглушительное, зубодробильное семейное фиаско, когда вдруг выяснилось, всплыло, как экскремент в идеальной лазури воды, что преданный, безупречный друг семейства, (Аллочкин шеф и наставник) на самом деле — ее любовник… И это ни для кого не секрет. Только мама, мудрая, добрая, родная мама всегда оставалась другом, понимая, заботясь и чувствуя сердцем каждый его ухаб и ушиб. Мама, живущая в соседней комнате, невидимый, но делающий погоду в доме домовой, впрочем, иногда все же попадающийся Маргоше на глаза — то на кухне, где они пили чай по утрам, то в коридоре, где юная подруга сына торопливо обувала сброшенные поздно ночью туфли.

Он таскал ее везде за собой — на рыбалку, на футбол, на дни рождения друзей, на мальчишники, где пили пиво и резались в бильярд, и удивленные мужики, оставившие дома жен, завистливо ревниво подтрунивали — ну и когда же свадьба? Хотела ли Маргоша замуж? По большому счету все-таки нет. Но почему тогда так тягостно тягучи были их расставания, и так медово сладки, так блаженны встречи?

Любовь, как и тесто, никогда нельзя передерживать. Опадет объем, прогоркнет сладость. И пирожки, задуманные как чудо, получатся нелепыми уродцами. «Дочка родится красавицей, как ты, а мальчик, как я, вундеркинд с белобрысым чубом». Он игриво шептал эти глупости, а ее душа обмирала как на качелях, когда земля уже далеко, а до неба — рукой подать.

 

Они не ссорились целый год, а потом Маргоша нагрубила. Она нагрубила, он обиделся и перестал звонить. А она ждала, укладывая рядом на подушку смешного гномика, подаренного им, и, сломя голову, неслась на каждый телефонный звонок. Ведь это была не просто грубость, а эмоциональный срыв, даже капельку женская провокация, толкающая к решительным действиям, зовущая к ответному всплеску эмоций, что-то вроде грозы среди ясного неба, очищающей застоявшийся воздух. А если посмотреть внимательно, то и грубости вовсе не было — просто девочка пришла на свидание вздернутой, говорила колкости, и в ответ на скупые нежности вдруг расплакалась — «я устала и хочу домой». Рецепт от такой ипохондрии до примитивности прост — говори о своей любви, нежно целуй ей руки или даже хватай в охапку — пусть побьется в руках как птичка, пока яд поцелуев не сделает ее покорной. Но Сергей поступил, как осел — он стал на нее кричать, как суровый родитель на неразумное, капризное дитя, и, доведя до истерики, оскорблено отвез домой.

Природа так устроила женщину, что даже самые ветреные из них, самые стервозные и корыстные, в глубине забубенной души мечтают о светлом трепетном чувстве. А Маргоша не была стервозной, к тому же на сцене жизни разворачивалось яркое, буйное, зовущее к веселому безумству лето, и, устав от бесплодных ожиданий, она стала пытаться забыть Сергея. Пытался и он, отрыв в телефонной книжке номера заброшенных подружек и старых приятелей — холостяков.

Достойных женщин больше, чем мужчин, и, пользуясь этим преимуществом, Сергей ощутил пьянящую сладость мщения. Не признаваясь даже себе, что тайно ждет звонка от Маргоши, упрямой, капризной девчонки, не знающей меры. И так, играя в одну и ту же игру, они с показным равнодушием безжалостно вытаптывали то, что вырастили в заповеднике своей любви. Совсем забыв и даже эгоистично предав и девочку-кареглазку и мальчика-вундеркинда.

 

Если двое бегут дистанцию, то побеждает не тот, что умней и опытней, а тот, что моложе и здоровей. Однажды у Марго зазвонил мобильник, высветив на экранчике незнакомый номер. Смутно знакомый голос поинтересовался, чем она занимается, и предложил попить кофейку. Это был Алексей, близкий товарищ Сережи, и, посчитав его звонок троянским конем, Маргоша поспешно дала согласие. Она ехала на встречу с Алексеем, а угадывала за его фигурой знакомый пшеничный чуб. Но интуиция подвела: тот явился один. Кофе, потом шампанское, и Алексей, закурив, признался, что, случайно узнав от друга о его размолвке с Маргошей, не справился с искушением ей позвонить.

«Ты давно мне запала в душу… Таких девушек я не встречал…» — эти слова, сказанные по особенному, тихо и жарко, преследовали Маргариту всю неделю, пока Алексей не позвонил опять. И все бы было ничего, и даже правильно — один ушел, другой пришел, свято место пусто не бывает, если бы не день рождения Маргоши и романтическая выходка Сергея, который прислал ей домой с курьером девятнадцать алых роз. Китайская чашка прозрачного фарфора выпала из рук и разбилась… Сломалась заколка в волосах, рассыпав бурый шелк по плечам… И Маргоша босиком, в ночнушке, выскочила на крыльцо, мысленно уже повиснув у Сергея на шее. Но багажник его машины торопливо скользнул за угол.

Розы стояли сутки, бередя зажившие раны, а потом пожухли и съежились. Наплакавшись в подушку, Марго позвонила Сергею, и порванная цепочка бесконечных звонков опять связалась узелком. Только разговор вышел абсолютно бесстрастным, бесполо-дружеским, и не коснулся былых отношений.

Казалось бы, ничего не случилось за эти два месяца, что мешало вернуться к исходной точке — никто не женился, и, может, не изменил, но то ли замочек забился пылью, то ли ключик слегка проржавел. Испарилась чистая роса, исчезли ажурные тени… Ушло совпадение в ощущениях, интонациях и желаниях, иссяк, засох диалог, который раньше Маргоша в течение дня мысленно вела с Сергеем. Должно быть, Сергей это чувствовал, но все равно звонил, заставляя Маргошу мучиться, совеститься и бояться назревающей встречи. Как объяснить этому взрослому, умному человеку, что класть на полочку пряник, надеясь съесть его месяца через два, наивно и опрометчиво? В лучшем случае, он зачерствеет, в худшем — будет обглодан какой-нибудь расторопной мышью. Как сказать эту горькую правду и не сделать при этом больно?

 

Бывший друг бывшего парня был бизнесменом с рожденья, усвоив нехитрую формулу общения «ты мне — я тебе» еще в идейные совковые времена, когда добросовестный, честный Сергей самоотверженно ломал зубы о гранит науки. То, к чему шел один, в кровь обдирая руки, другой срывал на лету, достигая цели в обход, но на рисковой скорости. Вот и в отношениях с Маргошей он сразу стал каскадером. «Если звонит и тратится, значит, любит» — легкомысленно рассуждала она, поддавшись напористому обаянию нового кавалера. И принимая за благо то, что взрослую женщину насторожило б — беззаботность, легковесность и снисходительное благодушие, которое проявляют обычно к любимой кошке или собаке.

— А ты давно не видел Сергея? — спросила она однажды.

— Да как-то столкнулся в городе, — рассмеялся почему-то Алексей, — и сказал, что спешу на стрелку.

Но, заметив в глазах Маргоши немой укор, поспешно добавил:

— По большому счету мы никогда не были друзьями, так, сводили иногда обстоятельства. За свои тридцать с хвостиком Алексей повидал немало красоток, и процесс безболезненного расставания с ними отработал до филигранности. Кого-то сплавлял приятелям, кого-то успокаивал подарком, а кого-то умел спугнуть своей внезапной и мнимой болезнью. С Маргошей все было проще, это юное создание относилось к тому редкому типу девушек, которые готовы были умереть, лишь бы не унижаться. На ней было б можно, наверное, даже жениться, если бы не… Конечно, он был давно женат, и мудрая, терпеливая супруга его вполне устраивала.

 

Осень подкралась подло и незаметно. Занудели дожди, завыли по-звериному ветра, и роскошное летнее полотно сбилось в жалкий серый половик. Маргоша ходила в институт, изредка выбиралась в кафе попить с подружкой кофе и усиленно маскировала от окружающих растущую в сердце тоску. Алеша почти не звонил, и это было в тон похоронным мотивам — умирало солнце, листья, цветы, умирала ее любовь. Надолго исчез и Сергей, то ли понял, что опоздал, то ли встретил другую. Только дурацкий гномик в алой шапочке подмигивал ей с подоконника. И все же он позвонил.

— Как бизнес? — спросила Маргоша, — Как любовь?

— Глухо и там, и там, — откликнулся он, бодрясь. — Зато повезло с друзьями.

— Вот как? — удивилась Маргоша, — и с какими же, если не секрет?

— Ну с Алешкою, например…

Стыд, сострадание, жалость ошпарили ее горячей волной. Как глупо и пошло все получилось! Уснуть бы сейчас и проснуться в начале прошедшего лета!

Кто убедил доверчивую юность в том, что жизнь кишит разнообразием счастливых совпадений? Как будто, если не спешить и сойти с протоптанной человеческим стадом тропы, то, побродив по зеленой опушке, можно найти свой собственный гриб, не занесенный в реестр съедобных — индивидуальную и совершенную формулу счастья? На самом же деле шансов найти любовь раз-два и обчелся, и они подбрасываются судьбой стихийно, без опознавательных знаков. Увидел, распознал — молодец. Прошляпил — будет, о чем пожалеть в своей одинокой старости…

 

© Марина КОРЕЦ