Бытие определяет сознание — сказал классик, и не ошибся.
Светлана проснулась от боли в ступне. В комнате было темно и душно, муж угрожающе храпел, посылая волны чесночного духа. Почувствовав приступ тошноты, она встала, чтоб открыть форточку, и охнула — косточку на ступне будто огнем опалило.
— Кажется, это называется подагрой, — вспомнила Светлана, — этого еще не хватало! Бабий век — сорок лет, а потом старость наступает семимильными шагами. Конечно, сия доля минует бизнес-леди и актрис, что еще раз подтверждает грустное правило: там где слава и богатство, там и молодость, а тебе, дорогая — одно лишь ярмо на шею.
Превозмогая боль, она пустила-таки в комнату свежий морозный воздух и с благодарностью отметила, что никакие толстосумы, олигархи и бандиты не отнимут у нее самое большое на свете счастье, видеть небо, речку, камыши с квакающими интимно лягушками, деревья и траву, птиц и цветы. Успокоившись этой светлой мыслью, она свернулась под одеялом клубочком и постаралась уснуть, уговаривая косточку не болеть. И та, будто вняв, послушалась. Светлане приснился родной техникум, где она двадцать лет заведовала библиотекой. Будто пришла она, как обычно, на работу, а там народу видимо-невидимо, а на стеллажах вместо книг — горы отличного, нежирного мяса, и по советским ценам.
— Кто последний? — бросилась она в хвост очереди, уже предвкушая, как вечером наделает пельменей и накормит всех до отвала. А какой-то строгий мужчина в костюме ей отвечает:
— Вам, уважаемая, не положено. Это только для аттестованных.
Что это значит, Света не поняла, но, закручинившись, присела в раздумье на стул, И тут увидела Леню с каким-то товарищем. Леня, необычайно помолодевший и похудевший, сияя ослепительной улыбкой, сердечно с ней поздоровался и, кивнув на рюкзак, простодушно похвастался:
— А мы с приятелем в поход собрались, вот мяса набрали, будем делать шашлыки. Хочешь с нами?
— Да нет, — смутилась Света, — у меня же дети, семья. — А ты чертовски похорошел, Ленечка, и я очень рада тебя видеть.
Резкий, нахальный звонок в дверь безжалостно разрезал сон, как острый нож — брусочек масла.
— Кто это? — сонно проворчал муж. — Дашкин козел? Гони его в шею!
Мгновенно вскипев, Света с трудом удержалась от ответной грубости. В последний месяц милый мальчик, с которым дружила дочь, был для мужа главным объектом ненависти, и невозможность оградить первое хрустально-чистое чувство Дашки от грязной мужниной подозрительности разрывало Светлане сердце.
На пороге стоял почтальон и протягивал большой пухлый конверт.
— Что это? — глупо спросила Света.
— Заказное письмо из Чернигова.
— Почему из Чернигова? — удивилась она. — У нас там никого нет.
Почтальонша пожала плечами и нажала кнопку лифта.
Муж стоял босиком на кухне, помятый, всклокоченный и брюхатый, и жадно пил прямо из носика графина.
— Не открывай, — рявкнул он, — там споры сибирской язвы!
— Ну конечно, — съязвила Светлана, — я и забыла, что ты у нас крупный государственный деятель, и талибы мстят тебе за афганские бомбежки.
Она неуклюже раздербанила конверт, и на пол посыпались глянцевые рекламные проспекты какой-то заграничной религиозной секты. «Иисус спасет тебя!» — обещали крикливые лозунги, — «Обрати свое сердце к Богу!»
Светлана хотела наклониться, но в косточку снова стрельнуло, и она, кое-как доковыляв до дивана, упала на подушку с намерением досмотреть прерванный сон. Кстати, что там ей приснилось такого интересного? Ага, горы мяса, но это к болезни. А еще похорошевший Ленечка. Но он же умер, черт побери! Самый умный, самый тонкий, самый одухотворенный преподаватель их техникума, прекрасно играющий на гитаре, знающий наизусть Тютчева, Блока и Цветаеву, год назад разбился на машине, не успев даже осознать, что уходит из жизни. А теперь вот приходит к друзьям и зовет их с собой. Как было бы замечательно, если б душа действительно была бессмертна! Она, Светлана, плотью всегда пренебрегала, даже в молодости стеснялась холить себя и нежить, а как женщина проснулась очень поздно и никогда не шла на поводу страстей, считая их низменными. Зато душа ее вечно томилась то тоской по благородной жертвенной любви и высокому предназначению, то вселенской скорбью о всех сирых и несчастных, то просто необъяснимым чувством неудовлетворенности. Странно, что при этом она так и не сумела до конца поверить в Бога, считая, что Библию придумали хорошие люди, чтобы хоть как-то остановить зло на земле. А Иисус Христос — золотая мечта человечества о высшей справедливости.
Муж храпел еще громче прежнего, и Света в который раз позавидовала его непробиваемой броне, не пропускающей из внешнего мира ничего такого, что бы могло помешать священному функционированию драгоценного организма. Промучавшись с полчаса, она поняла, что сон уже не вернуть, и похромала на кухню, заварить растворимого кофе. В длинной ночной рубашке, с толстой бигудиной на челке и чашечкой обжигающего кофе она устроилась на диване и включила телевизор.
— Иисус спасет тебя, доверь ему свое сердце! — истошным голосом переводчика закричал с экрана западный проповедник. Света вздрогнула, пролила на колени кофе и взвизгнула.
— Похоже, я по уши погрязла в грехе, — думала она, смазывая ожоги подсолнечным маслом, — если Бог мне устроил такое утро.
За окном медленно и неторопливо расцветал скупой ноябрьский день. Еще чуть-чуть, и проливные дожди сгноят остатки живой природы, и останется только серость, зябкость и трусливое стремление поскорее юркнуть в домашнюю берложку. Чтобы не поддаться тоске, надо было срочно заняться делом, и Светлана отправилась на кухню варить борщ. Вот проснется дочь, которая спит в каникулы до обеда, явится ее розовощекий жених, и она нальет им в тарелки ароматного варева, молодым необходимо питаться борщом. Муж проснулся часам к двенадцати, и, почесывая проголодавшееся брюхо, заглянул под крышку кастрюли. Пахнуло густым насыщенным духом, и, радостно крякнув, Витек ухватился за поварешку.
— Хоть бы зубы сначала почистил, — не смогла сдержать раздражения Светлана. В каком-то глупом дамском журнале она читала, что женщины обожают смотреть, как поглощают пищу их возлюбленные. Лично у нее этот процесс вызывал обратную реакцию. Может потому, что муж ел, как работал — краснея и покрываясь капельками пота? А может, с годами у нее испортился характер…
— Отстань, — огрызнулся Витя, и, урча над тарелкой, как кот, стал энергично натирать чесноком горбушку.
— А на работу ты не собираешься? — осведомилась Света. (На автостоянке, куда бывший преподаватель истории КПСС ушел работать парковщиком, платили каждый день, поэтому график считался свободным. Но сознательные мужики этим обстоятельством пренебрегали. Светин муж к сознательным не относился. Он часами мог валяться у телевизора и, посасывая пивко, разгадывать кроссворды. Вот и сейчас, оторвав глаза от тарелки, он уставился на жену замутненным взглядом и презрительно отчеканил:
— Я что, не имею права на отдых?
— В середине недели? — возмутилась Светлана. — Когда же ты устать-то успел, трутень несчастный!
Волна ненависти к этому ленивому, безответственному, лишенному элементарных мужских амбиций… чеснокоеду захлестнула ее, и, не сумев выдавить из себя ничего умного, Светлана схватила поварешку и треснула мужа по голове. Из Витиного рта брызнул борщ, на усах повисла капуста.
— С-с-сволочь! — зашипел он, схватившись за голову и угрожающе разворачиваясь в свой небольшой, но широкий рост.
Интеллигентную, в общем-то, женщину Свету в жизни не трогали пальцем, но сейчас она поняла — будут бить. И с визгом кинулась в спальню. Хлипкая щеколда, прибитая лет десять назад, чтоб дети не влетели в комнату в самый непотребный момент, слетела в два счета, и Витя, зажмурившись и негодующе тряся усами, вцепился в жену и стал трясти, как грушу. Его лицо, искаженное страшной гримасой, было близко-близко от Светы, и умирая от ненависти, она вдруг клацнула зубами по горбатому носу.
— Е-е-е, — жалобным фальцетом заскулил муж, и кинулся к зеркалу, оценить серьезность полученной травмы. В этот момент и зазвонил телефон.
— Светочка, с праздником тебя, — раздался в трубке мамин мягкий воркующий голос. — А почему вы не звоните? Вы разве в гости к нам не собираетесь?
— С каким это праздником? — неприятно удивилась Светлана, успев нехорошо упрекнуть мать в склерозе. Но, оглянувшись на календарь, опешила. На отрывном листке красовалась черная семерка, и с дальних задворков памяти на нее, как ошеломляющее открытие, накатило позднее прозрение — сегодня же день Октябрьской революции! Любимейший, после Нового года и Первого Мая, праздник детства! Славный день молодежной тусовки из ее бурной комсомольской юности. До какой же степени ее затюкала жизнь, если она ухитрилась забыть день встречи со своим Витьком, которого все-таки когда-то безумно любила?..
В ту памятную осень мама сшила ей васильковую курточку, а бабуля связала голубой берет. Она распустила пшеничные волосы и густо накрасила тушью ресницы. Но когда приехала к институту, оказалось, что их колона уже куда-то ушла, и, затаившись в каком-нибудь переулке, ждет своей очереди, чтобы в нужный момент влиться во всенародную процессию. Светлана представила, как куратор злорадно внесла ее в черные списки, как нравящийся ей мальчик заигрывает с другими, и горячие слезы, размывая тушь, покатились по щекам черными потоками.
В этот момент и схватил ее за руку незнакомый симпатичный паренек и, участливо спросив — потерялась? — потащил в свою колонну. «Ура Советскому союзу» и «Слава советской молодежи» она орала в другой компании — студентов исторического факультета пединститута. А после демонстрации привела Витька домой, где стол уже ломился яствами — салат оливье, холодец, селедочка, фирменные отцовские котлеты. И они снова кричали «ура», многозначительно переглядываясь с Витьком и обмениваясь патриотическими репликами, искренне радуясь, что им повезло родиться в такой великой и справедливой стране!
Когда взрослое дерево выкапывают из земли и переносят в другую почву, оно, как правило, умирает. Корневая система — тонкий организм, он рвется, оставляя в земле жизненно важные фрагменты. Нервная система человека — еще более сложная субстанция. Но десять лет назад целое поколение огромной страны вырвали из привычной почвы и пересадили в целинные земли. Самые толстокожие выжили и приноровились питаться чужими соками. Самые утонченные и высокоорганизованные погибли. Середняки, такие, как Света, худо-бедно приспособились к новым условиям. Но потеря корней не прошла бесследно: веселые стали мрачными, щедрые — жадными, романтики — циниками. Светина семья расслоилась, как пирог «Наполеон», брат сумел найти прибыльное дело и стать мелким предпринимателем, родители, переварив весь шквал обличительных публикаций и переболев увлечением демократами, вернулись на старые коммунистические позиции. Светлана с мужем превратились в бесчувственных аполитичных роботов, запрограммированных тупо тянуть свою лямку. Муж скрючился у холодильника и, выгребая снег из морозилки, прикладывал его к посиневшему носу.
— Прости, — сказала Светлана, но, нарвавшись на свирепый взгляд, поспешила поделиться открытием:
— Сегодня, оказывается, седьмое ноября! Восемнадцать лет, как мы с тобой встретились. Наш брак достиг совершеннолетия!
— Результат на лице, — буркнул муж.
У родителей стол ломился от яств — салат оливье, холодец, селедочка, фирменные папины котлеты.
— Мы дети революции, — торжественно произнес отец, и глазки его увлажнились. — Я служил Советскому Союзу, мама растила патриотов, Витя преподавал историю, Светлана сеяла доброе, разумное, вечное. Вот за это и выпьем — чтоб не забывать свой духовный источник. Тот, кто пьет из копытца новых идеологов, козленочком станет.
— Уже стали, — самокритично подумала Светлана. И подагрическая косточка согласно заныла.
— Почему ты такая злая в последнее время? — шепнул примирительно Витек. — Давай забудем все передряги и начнем жизнь по-новому.
Она взглянула на мужа и удивилась — где то тупое животное, которое пару часов назад она пыталась убить поварешкой? Даже слегка посиневший нос не портил его импозантности.
— Давай, — согласилась Светлана. В родной уютной обстановке, (пусть и ненастоящей, а бутафорской), где не надо бороться за существование, она опять обрела забытое умиротворение. А что будет завтра, об этом лучше не думать.