Взять тепленьким без единого выстрела

«Готовить любимому борщ — высшее счастье!» — прямо с экрана смотрела женщина-танк, прижавшись модным костюмом к поджарому мужчине. «Ну, пока у нашего министра такая жена, я за оборонную мощь страны спокойна», — льстиво резюмировала цветущая ведущая…

 

Звали ее загадочно — Таша. И пока Зойка не разнюхала, что это огрызок обычного имени Наташа, она искренне верила, что в стране янтарных абрикос и душистых продолговатых дынь, откуда подруга приехала, дают такие имена. Таша была уверенной, энергичной и напористой. Она легко смеялась, обнажая мелкие, как семечки незрелого арбуза, зубы, искрила угольками глаз и даже в прохладную погоду обмахивалась газеткой, так много нерегулируемого тепла выбрасывало в атмосферу ее большое, плотно утрамбованное в цветастое платье тело. Она практически не пользовалась косметикой: жесткая щеточка ресниц не поддавалась коррекции тушью, а маленький рот и так был красен, яркой изюминой оживляя белую сдобу лица. Работала Таша, как и Зоя, корреспондентом областной газеты, но писала не о сиротском детстве и забытой старости, а о директорах заводов и шахт. И если Зойка дербанила семейный бюджет, отправляясь в командировку с конфетами и консервами для своих бедолаг — героев, то подруга, напротив, его всячески поправляла, возвращаясь домой с подарками. Они разнились и в другом, опровергая расхожую поговорку «скажи, кто друг твой…», но с удовольствием сбегали с работы, чтоб попить в подвальчике соседнего кафе винца и поругать мужиков.

Таша вышла замуж поздно, уже имея дочь-школьницу, рожденную в Азии от какого-то высокого чиновника, так и не признавшего своего отцовства. Зоя выскочила сразу после школы. Таша выбрала спутника вдумчиво и пристрастно, как арбуз на базаре — осмотрев со всех сторон и понюхав у хвостика, Зойка ухнула в любовь, как в колодец с водой, с которого охотники за металлом стащили крышку. Но претензии были к обоим. Ташин муж, уведенный из семьи, виноватой украдкой поддерживал отношения с «бывшими», а Зойкин — с бутылкой. Однажды, загудев в подвальчике, дамы так увлеклись, что взяли такси и поехали к Таше. И Зойке навсегда запомнилась сельская убогость дома с просевшими скрипучими половицами, грубо сколоченный туалет во дворе со старым журналом на гвоздике и желтые круги под мышками огромной и жаркой Ташиной футболки.

Новость о том, что Таша влюбилась, Зойка восприняла иронически. А когда узнала, что объект ее грез — директор крупного оборонного завода, только участливо вздохнула и подивилась нехарактерной наивности Таши. Между тем подруга развернула бурную деятельность по взятию намеченного объекта. И, глядя на то, как решительно-сокрушительно она выбивает очередную командировку в искомый город, Зоя мысленно пошутила, что Таша произошла не от обезьяны, а от танка. Но разве энергичность, пусть даже самая убойная, способна компенсировать отсутствие женского шарма? И Ташины рассказы про то, как после интервью «Ленечка» поил ее французским вином, как исповедовал «умной и не опасной женщине» душу, вызывали у Зойки только сочувственную усмешку. Но однажды влюбленная Таша позвонила поздно вечером и другим, незнакомым голосом, похожим на воркованье голубя, ошарашила:

— Я его соблазнила, Зойка! Он чудо, настоящее чудо!

Встретились утром, в старом подвальчике. Сказать, что Таша расцвела, как роза, было бы преувеличением, но она расцвела, как танк, умытый росою и забросанный розами.

— Жена с ребенком уехали в Крым, представляешь? А мы говорили о проблемах оборонки, потом перешли на Хэменгуэя, потом Ленечка взял гитару, и мы запели Окуджаву. И так это было хорошо, так трепетно, так в унисон, что вслед за душами сплелись тела! — дрожа голосом, рассказывала Таша.

Зойка слушала и удивлялась, а в голову лезли неприличные мысли — о том, как можно спать с такими крупногабаритными дамами, о Ташиных растертых ляжках и мокрых подмышках, и о том, что за стальной броней танка, как за шершавой скорлупой ореха, прячется, оказывается, сладкое ядрышко.

Чужая любовь заразительна, и Зойка, покрутив головой по сторонам, решила влюбиться в кривоногого фотокора, время от времени сопровождавшего ее в командировках. Связь получилась забавной, но отнюдь не судьбоносной: фотокор был жеребцом, но при этом семьянином, циником и романтиком в одном флаконе и возбуждал только ниже пояса. А Таша, оседлав своего Пегаса, крепко вцепилась в гриву. Узнав, что Ленечка едет в Москву на симпозиум, она тут же рванула следом, якобы в командировку, и удачно повторила физический контакт. Потом очутилась в Трускавце, где Ленечка скучал в одиночестве, лечась Нафтусей. Из санатория она вернулась почти счастливой:

— Представляешь, он мне сказал, что только сейчас осознал, что такое гармония с женщиной! — дудела Таша в телефонную трубку, мешая Зойке смотреть сериал. — Законная же вечно гундит — и то ей не так, и это, а я пылинки с него сдуваю!»

Осенью Ленечке предложили высокую должность в Москве, а тут Таша — с сюрпризом: «Так и так, я от тебя беременна!» Другой бы, может, рассмеялся в лицо: твои проблемы. Сама и решай. Ведь 43 — не 17. А этот — человек порядочный, разволновался, вызвал на переговоры. Стал извиняться — жене 35, сыну — 9… Таша же ему в ответ: «Ты разведешься не с сыном, а с женой! Зачем тебе эта проблемная женщина? А у нас любовь, гармония, ты же сам говорил!»

И Ленечку проняло. Особенно, когда Таша сказала, что родить от любимого — высшее счастье женщины. Два месяца Ленечка прожил в московской служебной квартире, и каждые выходные Таша моталась к нему с полной сумкой провизии — поросячьими рулетиками, овощным сотэ, сочными котлетами. Беременность ее сорвалась (а может, и не было вовсе?) Но гастрономическая привязанность оказалась сильнее отцовской, и новоиспеченный зам министра оборонной промышлености России скучал больше по жаркой и покладистой любовнице, чем по вечно зудящей жене. Вот только Ташина дочка Роза добавила в мамино счастье колючек. Оставшись без ее опеки, она переключилась с учебы на мальчиков, и Таша не раз сметала мощным торсом со двора ухажеров кавказского происхождения, попутно давая втык потерявшему бдительность мужу.

Квартиру дали к Новому году, роскошную, современную, в элитном доме на Новом Арбате, и Таша, загрузившись продуктами, отправилась наводить в ней уют и порядок.

Она напомнила Зойке о себе ранним утром в первых числах января. Рыдающий голос ворвался в уши, как сирена Скорой помощи.

— Это все! Конец! Представляешь?! Он сказал, что не может бросить жену! Ему совесть видите ли не позволяет! А я? Что теперь делать мне?

— Возвращаться домой! — сонно посоветовала Зоя. — В нашем возрасте гоняться за журавлями поздно.

И раздраженно толкнула в бок храпящую рядом «синицу».

А потом началась неделя безумной борьбы за любовь. Таша звонила Лёнечке, звонила его жене, где голосом добродетельницы объясняла, что супруг давно уже любит другую, писала возлюбленному душераздирающие письма и бегала по гадалкам и колдуньям. И когда от нее все устали — и подруги, и приятельницы, и коллеги, вдруг успокоилась и сладким, расслабленным голосом сообщила, что завтра уезжает к Ленечке. Развод с инженером оформлен, дом продан, дочкины документы из школы забраны. Больше Таша не объявлялась, не искала ее и Зойка, боясь спровоцировать на вынужденную ложь. Ведь умудренная житейским опытом интуиция подсказывала, что слухи о московском рае — всего лишь бравада сильной женщины, не пожелавшей признать свое фиаско. И живет она где-нибудь в глухом Подмосковье, тяжело топчет землю варикозными ногами, зарабатывает с упорством буйвола жалкую копейку и утешается водкой с макаронами по-флотски с какой-нибудь новой подругой. А ее прекрасная Роза, должно быть, уже родила от прорвавшего Ташину блокаду кавказца и торгует вместе с ним шаурмой на московском вокзале подальше от гнева матери.

Но однажды, будучи в Москве, Зоя увидела по местному телеканалу светский сюжет: известные российские политики, ученые и звезды открывали в столице новый элитный клуб. И вздрогнула, услышав знакомый, воркующий голос: «Готовить любимому борщ — высшее счастье женщины!» Прямо на нее смотрела с экрана энергичная женщина-танк, прижавшись модным костюмом к поджарому, обаятельному мужчине.

— Ну, пока у нашего министра такая жена, я за оборонную мощь страны спокойна, — льстиво резюмировала молодая цветущая ведущая.

Телефон подруги Зойка разыскала тем же вечером.

— Таша, ты? А это Зойка!

— Сколько лет, сколько зим! — приятно удивилась Таша.

Они проболтали взахлеб с полчаса, хотя в основном говорила подруга. О том что десять лет прошли, как один день, и с Ленечкой полая идиллия. О том, что она не работает, зачем, если деньги для них не вопрос. О том, что купили загородний дом на Рублевском шоссе, и теперь она редко бывает в Москве. О том, что внешне не изменилась и в весе не прибавила, хотя перенесла две операции, и одну из них делал известный немецкий хирург, которого Лёнечка выписал из Германии. И про Розу — какая она умница-разумница: закончила с отличием московский вуз, стала в 25 лет директором солидной кампании, в 26 вышла замуж за красавчика-подчиненного, а в 27 сделала Ташу бабушкой. И о том, что весь белый свет объехала с мужем, потому как он скучает без нее в командировках. И о новых друзьях — звездах. Даже пококетничала, что за ней ухаживал Спиваков, жаль, что ростиком мал, зато каков виртуоз, чертяка! А потом, спохватившись, спросила — ну а ты-то как поживешь, как дети, супруг? Как девчонки из нашей редакции? И выслушала подробности — у одной развод и полное одиночество, у другой — работа, у третьей — парализованные родители на руках.

— Передавай всем привет, — холодно-любезно позволила Таша, и элегантно свернула беседу, — будешь в Москве, звони. Посидим где-нибудь, попьем кофейку.

 

Человек — величина переменчивая. Сегодня он близок и понятен, а завтра шокирует полной непредсказуемостью. Что уж говорить о тех, кто выпал из нашей жизни на целое десятилетие? Целый день проходила Зойка с саднящей занозой в сердце. Она и сама не могла понять, что ее больше всего задело. Равнодушное любопытство Таши, с которым она вслушала о проблемах бывших приятельниц, оставшихся далеко-далеко внизу уходящей в небо лестницы? А может все-таки чужая невероятная, ошеломительная, необъяснимая победа в невидимой борьбе за счастье, которую ведут все женщины Земли? Когда вопреки возрасту, весу и здавому смыслу можно выбрать себе блистательного мужика, подкрасться на бесшумных гусеницах и взять его тепленького без единого выстрела?

 

© Марина КОРЕЦ