Из-за широких Володиных плеч, сразу как-то обмякших, Татьяна увидела обезображенное ужасом, потрясенное, размазанное Надино лицо…
Татьяна ехала в гости с предчувствием счастливых перемен. Не зря же мама всегда говорила — главное, не останавливаться, и ноги вынесут тебя на земляничную поляну. И вот свершилось — Надя пригласила ее в свой легендарный дом! О доме Соловьевых на комбинате ходили легенды. Дескать, живут, как дворяне — устраивают званные обеды, капустники, дарят гостям подарки. И публика собирается избранная — уважаемые в городе врачи, преподаватели вузов, бизнесмены. Поют, танцуют, играют в шарады…
Таня сразу решила: в это избранное общество она явится не серой мышкой, а королевой. И тщательно подготовила свой дебют. Заказала тете Мане коврик с портретом Надиного мужа Вовы (бородатого да горбоносого выткать не проблема), старой приятельнице — шутливый стишок о прелестях духовного общения и мысленно попросила у Боженьки прощения за свой безобидный плагиат.
Дом, как ей и объяснили, стоял на пригорке и был виден издалека. Преодолев зажиженный весенней грязью тротуар, Татьяна протерла сапожки заранее прихваченной тряпицей и нажала кнопку звонка на воротах. И о чудо, они распахнулись, как дверцы музыкальной шкатулки, пропустив Таню в сказку. Она даже вспомнила, где видела эту красную дорожку, фигурно подстриженные пихты и зеркальное блюдце прудика, на котором царственно плавали невозмутимые утки. В любимой когда-то книжке «Волшебник изумрудного города»!
— Сейчас заплачу! — подумала она, и в ту же секунду остро, пронзительно осознала — вот так и надо жить, именно так и никак иначе!
Надюшка выскочила навстречу в неизменных джинсах и черной рубахе. Волосы завязаны в хвост, брови сроду не знали пинцета, хоть бы губы слегка подкрасила! Радостно взвизгнула, обняла, расцеловала и потащила в хоромы — знакомить с семьей и домом. И опять Татьяна внутренне ахнула — в доме, как в истиной женщине, пряталась изюминка. Даже случайному человеку было видно — его построили не просто для жизни, а для любви и особой, изысканной радости. Первый этаж, малиновый, занимала столовая с кухней, танцевальный и тренажерный залы. Второй, цвета юных березовых листьев, вместил кабинет и три спальни — родительскую, и две детских. А на мансарде была гостевая — уютный альковчик для тех, кто перебрал за столом и потерял транспортабельность, а так же для новых, пока неизвестных друзей, которые когда-нибудь осчастливят приездом Соловьевых.
— Вам у нас нравится? — спросила Татьяну Надина дочь — семилетнее чудо с прозрачной, как у снегурочки, кожей и синими глазами.
— Очень! — улыбнулась Татьяна, — Настоящий замок для такой маленькой феи, как ты.
Но девочка даже не улыбнулась, то ли почувствовала фальшь, то ли была адаптирована к лести. Она была явно умней мамаши, и как такое сокровище могло родиться у этой невыразительной, ширококостной клуши? При всей своей искренней симпатии к Наде Татьяна испытывала к ней легкое пренебрежение. Как к более наивной, а значит, глупой. Как к женщине второго сорта, не умеющей холить себя. И немного досадовала на несправедливость судьбы: ну почему богатый и влиятельный муж достался не ей, изящной брюнетке, трижды выходившей замуж, и каждый раз неудачно, а этой рыхлой, невыразительной моли, которая, похоже, без всяких усилий захомутала такого принца! Глядя, как весело Надя порхает по кухне, ловко украшая салаты, фаршируя блинчики и подтирая нос сопливому сынишке, Таня пыталась представить — а как бы она жила, очутись на месте подруги? Ну, во-первых, завела бы домработницу — не глупо ли гробить себя на кухне, в то время, как можно заняться собой? Во-вторых, наняла гувернантку. Разве это дело, что дети путаются под ногами, мешая взрослым? Пусть читают, гуляют, развиваются. И в третьих — не устраивала бы этих хлопотных домашних посиделок. А для чего тогда, спрашивается, рестораны, ночные клубы, боулинги?
Гости стекались в течение часа, и, помогая подруге на кухне, Татьяна слышала, как радостно оживает дом — бренчит задушевно гитара, надменно перебиваемая пианино, басят мужские голоса, тянет дорогим, душистым табаком. Сегодня что-то случится, — шептала ей интуиция, и в ожидании этого нечто Танины щеки пылали нежным, молодым румянцем.
За столом в гостиной на мягких бежевых диванах в удобных домашних позах, кто, поджав ноги, а кто полулежа, расположилась дружная компашка. Прицельным взглядом опытной львицы Таня сразу выделила для себя два достойных мужских экземпляра — высокого, с бородой, похожего на геолога, и бритоголового, спортивного супермена. Экземпляры тоже окинули гостью приветливым, явно заинтересованным взглядом, так что где-то на дне души, замусоренной шелухой бытовых проблем, неудач и обид, проклюнулся упругий росточек подснежника, готовый радостно расцвести навстречу новому чувству. И, словно почуяв эту опасность, и бритого, и бородатого тут же демонстративно приобняли их законные жены.
— Моя любимая Танечка, — торжественно представила подругу Надя и затараторила — умница, красавица, рукодельница и ценитель прекрасного. Сейчас вы увидите ее подарки и закачаетесь!
Таня развернула рулончик коврика с портретом Вовы, прочитала по бумажке стихи, и насладилась шквалом аплодисментов. Когда-то она мечтала стать актрисой, но вовремя поняла, что притворяться на сцене и жить чужими страстями — радость не для нее. Ей нравилось стоять у руля — руководить, управлять, аккумулировать чужую мысль и энергию. Ее — возглавить ресторан, салон красоты или элитное ателье. Уж она бы научила коллектив трудиться, а того, кто не поддается дрессировке — вон на все четыре стороны! И конкурентов поставила бы на колени. Но достойные мужики, которых Таня могла осчастливить, ходили другими тропами и опрометчиво брали в жены то сонных клуш, то дур, то проституток.
— Обрати внимание на Сержа, — прошептала ей на ухо Надя, — человек изумительный и свободный. Он овдовел год назад. Мой Вова его обожает.
Зазвучало танго, и Серж, невысокий, интеллигентного вида очкарик, пригласил Татьяну танцевать.
— Вы, наверное, поэт и художник, — застенчиво предположил партнер, с легкостью профессионала кружа ее по залу.
— Да нет, — усмехнулась Таня, — Экономист. — А чем занимаетесь вы?
— Преподаю в вузе.
— А в свободное от работы время?
— Читаю, слушаю музыку, встречаюсь с друзьями.
— Вам так хорошо платят, что вы имеете время на безделье?
— Не очень много, но мне хватает, — смутился Серж. — Всех денег не заработать, так ведь? А есть ценности, которых не купишь.
— Например?
— Здоровье, друзья, душевная гармония.
— Как сказать, — возразила Таня. — Всему этому деньги способствуют. За примером ходить не надо. Вон Надя, посмотришь — серая мышка, и работник посредственный. А как с ней носятся окружающие! И все потому, что она богатая, имеет влиятельного мужа!
— Вы так серьезно считаете? — удивился очкарик. И по выражению его лица Таня поняла, что сболтнула лишнее. — А мне она кажется очень милой! И человек редкий — добрый, открытый, отзывчивый.
— Да нет, безусловно, милая! — покраснела Татьяна. — Но этого мало, согласитесь! Есть даже такая поговорка — хороший человек — не профессия. Встречают-то везде по одежке.
Танец закончился, и Серж молча проводил ее до дивана. Татьяне стало не по себе — и чего она разболталась с этим сморчком? «Мне хватает!» Ну и дурак! Даже взяток, небось, не берет, выбивает из бедных студентов знания!
Плеснув в бокал шампанского, она отыскала глазами Вову. Вот кто хорош на все сто! Высокий, спортивный, с чувственными губами и дерзкими, веселыми глазами. Ну прямо артист Абдулов!
— Можно твоего мужа на танец пригласить? — спросила Таня подругу. И та услужливо закивала головой: — Он сам тебя сейчас пригласит!
Они были знакомы раньше — случалось, что Вова заезжал за женой на работу, а иногда звонил и, попав на Таню, игриво просил позвать благоверную. Но это был мимолетный контакт, оставляющий лишь легкое, приятное ощущение. А сейчас она увидела вблизи его глаза, почувствовала кожей тепло его рук, услышала запах дыхания… И вдруг поняла на животном уровне — именно этого мужчину она искала всю свою жизнь. Ей повезло — музыкальная тема, под которую они танцевали, казалось, никогда не кончится. Где-то в столовой кричали, спорили и взрывались приступами коллективного смеха. А они, не проронив ни звука, плавали в полумраке, как блики света в огромном винном бокале. «Мне хорошо с тобой» — отбивало азбукой Морзе ее ошалелое сердце. «Я хочу тебя» — вздрагивали в ответ его горячие руки.
Наконец музыка закончилась, и Вова, даже не проводив Татьяну, хрипло прошептал:
— Выйду-ка покурю.
Она сразу поняла, что это сигнал. И, вернувшись к столу, чтоб смочить пересохшее горло, снова очутилась на лестнице. Таня не помнила, как взлетела на мансарду. Как толкнула приоткрытую дверь. Мускулистые руки схватили ее в охапку, жаркие губы впились в рот, наполнив невесомостью и пронзительной, искрящейся радостью. И, легкая, бездумная, как шарик, она полетела к звездам. Свет зажегся в самую неподходящую минуту. Из-за широких Володиных плеч, сразу как-то обмякших, Татьяна увидела обезображенное ужасом, потрясенное, размазанное Надино лицо…
Уезжала она на такси. Пьяненькие гости, ничего не поняв, шутили, наливали на посошок и уговаривали задержаться. Надя якобы укладывала детей, у Вовы разболелась голова.
— Ничего — ничего! — утешала Таня себя. — Завтра он сам все поймет! Разве дрожат его руки, когда он обнимает свою фефелу? Разве сердце рвется из груди, или пересыхает во рту? А Надю она не боится. Пожила, попользовалась мужиком? Теперь уступи. Обидно? Несправедливо? Неправильно? А ты посмотри на себя в зеркало, тогда все поймешь. Да и чего этой дурочке убиваться? Из дома ее не выгонят, алименты будут платить. А Тане стыдиться нечего. Любовь — это та же стихия, накрыло волной, закрутило и понесло-понесло!
Удивительно, но спала она хорошо, и сны снились добрые, светлые. И проснулась с ощущеньем восторжествовавшей справедливости. А, отправляясь на работу, постаралась быть особенно неотразимой, пусть Надя не злится, а ощутит разницу между ними.
Но Надя на работу не пришла, не позвонил и Вова. Лишь следующим утром стало известно, что Надя написала заявление по уходу за ребенком. Целую неделю с упорством маньяка Татьяна набирала телефон Соловьевых, надеясь услышать голос Володи. Но к трубке подходила то Надя, то дети, и, что особенно странно, голоса их звучали бодро. А вскоре телефон вообще перестал отвечать, и Таня узнала от коллег, что Соловьевы поменяли номер.
С той поры прошло немало лет. Комбинат закрыли, и Таня перешла работать в ООО. Она ни разу не видела Надю и ничего про нее не слышала, но иногда ей нестерпимо хочется увидеть дом Соловьевых. И тогда она садится на трамвай, который, громыхая вагонами, медленно тащится мимо. Дом, построенный для любви и друзей, стоит, как ни в чем не бывало. Он бесстрастно поблескивает стеклами и, кажется, чуть-чуть ухмыляется, верно охраняя тайную жизнь хозяев.