…Я понимаю тебя, дорогая, обидно быть счастливой с первого раза! Сладко греться, когда ты замерз, пить — когда мучает жажда, упасть в гамак, когда измаялся в дороге…
— Ты просто меня вампиришь, — упрекает меня сестра, — питаешься моей душевной энергетикой. У самой-то, как в роскошном склепе — ни радостей, ни печалей…
Она права, моя дорогая Бис: моя душа — безупречно прозрачный студень. Вон светится оранжевой морковной звездочкой идеальная дочь Алинка, она замужем за богатым немцем, живет в любви и согласии. Вот яичное солнышко Глеб, кандидат медицинских наук, внимательный сын, примерный семьянин и популярный врач. А этот добротный кусочек телятины — мой драгоценный супруг, директор уважаемой фирмы, цветы по красным дням календаря, духи — на годовщины свадьбы, украшения — на дни рождения, уик-энды за бугром и отпуск на Средиземноморье. И с интимом полный порядок, раз в неделю, несмотря на погоду, а в охотку так два, и три. Мы понимаем друг дружку с полуслова и никогда не скучаем вдвоем. Ведь есть телевизор, книги, видео, есть умные приятные друзья. И только сестра Биатриса, живущая в вечном цейтноте, заставляет чуть колыхнуться целлофановую поверхность моей души, испытать прилив крови, учащенное сердцебиение и ласкающее скольжение мурашек по коже.
У бедной Бис — не жизнь, а цейтнот. В компьютерной программе ее судьбы живет прожорливый вирус, поедающий незыблемые логические волокна, путая причинно-следственную связь, выворачивая наизнанку то, что ваялось талантливо, терпеливо и безупречно.
Муж, ее духовный и физический выкормыш, едва окрепнув ногами, устремился в прекрасную даль, не заметив, что коваными сапогами прошелся сестре по горлу.
Сын, совершенное творение природы, оказался инвалидом по лени. Он не смог закончить институт, засыпал во время работы, куда измученная Бис привозила его на такси, и тайно проел в Макдональдсе ее многолетние накопления. За два последних года, когда у Бис опустились руки, он превратился в гору мяса, с трудом передвигающуюся по квартире. Гора бесконечно требует есть, так что бедной моей сестре пришлось снабдить холодильник замком, чтобы купленные с вечера продукты уцелели хотя бы до утра. То, что было когда-то сыном, веселым, способным мальчиком, испускает тяжелый звериный дух из-за лени помыться в ванной, а самая большая доблесть, которую он совершает для матери, — это ходит сам в туалет, не справляя нужду у дивана, где сутками дремлет под гомон телевизора. Лень, побежденная с блеском в муже, изловчилась и коварно отомстила на сыне.
Дочь — вот единственная пристань Бис, последний шанс реализации покалеченных женских амбиций, слабая зацепка за жизнь, (одним коготком за край одежды), нежная привязанность, островок надежды, что простенькая формула женского счастья (я люблю тебя, ты любишь меня) не подведет хоть на тот раз.
Лизонька тоже далась сестре не легко: болезненное детство, плохая память, но это уже все в прошлом, включая взятый измором институт. И на повестке нынешнего дня осталась милая, кареглазая девочка, созревшая для самого ответственного для женщины шага — замужества. Все, все остальное — покой и достаток в доме, людское окружение, место в обществе, качество будущих детей, а значит, и их судьба, здоровье семьи и даже длительность жизни будет зависеть от верности такого несерьезного на первый взгляд, игриво — веселого выбора — с кем идти под венец.
Обожженная собственным опытом, Бис бдительно следит за окружением дочки, не стесняясь резких оценок: — Этот? Милый, неглупый, веселый, но с ним загнешься в нищете. Он же попрыгунчик, стрекозел, боится трудностей, предпочитает труду вечный праздник. Он опротивеет тебе в два счета. Вон тот? Успокойся, деточка, это же будущий монстр! Орлиный профиль, машина, бумажник, впечатляют лишь на расстоянии, а потом он посадит тебя на цепь, и отправится за новой дичью.
Эталон состоявшейся жизни, предмет достойный подражания, икона доморощенного божка, на которой воспитана Лизонька, — это я и моя семья.
— Расскажи, вразуми, научи! — требует гневно Бис.
Но я не могу поделиться опытом, как стать счастливой, потому что не труд и не ум, а элементарная удача подарила мне мужа Славика. Та самая капризная, неуловимая и непредсказуемая удача, которая коварно, неумолимо и несправедливо отвернулась от моей любимой сестры.
Это было на первом курсе, в студенческой общаге: симпатичный блондин постучал к нам в двери и попросил поделиться солью. Кто ж знал, что, протянув ему через порог солонку, я приворожу его, пришью, приговорю на всю оставшуюся жизнь, что те крупные соленые крупинки, которыми я поделилась, были символом пуда соли, который уже заготовлен судьбой для нашей совместной жизни.
И семейную жизнь я не строила, и характером не притиралась, все легло само, легко и плавно, пуговки попали в удобные петельки, супружеский мундир застегнулся легко и ловко и никому никогда не жал.
Но не скажу же я свой крестнице — жди, плыви по течению, и, краснея от лжи во благо, я твержу ей пошлые истины:
— Брак — это крупная сделка, эта партия в шахматы, расписанная на много ходов вперед.
И вот, наконец, созрел плод наших с сестрой усилий: у Лизоньки появился достойный жених. По профессии — фармацевт, но работает в компьютерном бизнесе, был женат, но не имеет детей, нельзя сказать, что богат, но и не нищенствует, старше на пятнадцать лет, (но не на двадцать и тридцать!) зато умный, спокойный, заботливый. Опять же ростом удался, любой каблук надевай. И познакомились они замечательно: он заплатил за Лизоньку штраф в троллейбусе (задумался ребенок, не взял билет, а тут контролер!), и по темпераменту сразу совпали, оба — неторопливые, чуть флегматичные.
— Вот и славно, ругаться не будут! — ликовала возбужденно сестра.
Но у флегмы мужской и женской — разные почвы и корни. Лизоньку тормозит мечтательность, мягкость, а Лешу — природная ленца. Нет, не такая тяжелая гиря, как у горы-племянника, всего лишь легкая, возрастная прослойка жирка на душе. Но именно в ней и увязла Лизонька…
Все, все в отношениях с Лешей строилось у них по особому сценарию. И звонил он по несколько раз на день, и кафе все в городе объездили, и домой доставлял на машине, и подарки дарил приличные: на день рождения — кольцо золотое, на восьмое марта — сережки. Но 22-летней восторженной дурочке хотелось счастливых безумств, а у потрепанного страстями фармацевта было все взвешенно и стерильно, как в аптеке.
Официального предложения он не делал, тем не менее, о свадьбе (как бы в шутку!) разговоры шли на всех уровнях. И в гостях у женатых Лешиных друзей, и на свиданиях, и в беседах дочери с мамой. Бис уже приняла решение и мечтала о зяте, способном оценить ее девочку, а заодно правильно сориентировать семью в бурном потоке разнообразных лекарств.
Я, наблюдавшая жениха лишь по фотографиям, понимала, что это синица, но затруднялась решить — надо ли ждать журавля? Старый муж, как карточный король — амплитуда достоинств имеет зеркальное отражение недостатков. Мудрый и выдержанный? Но порою занудный! Морально устойчивый? Но не потому ли, что на износе ресурсы?
— Стоит ли покупать юной девушке туфли на вырост? Нога разболтается, станет широкой и некрасивой, походка потеряет легкость и изящество. Надо покупать по ноге — сносила, выбросила, купила другие, — пыталась внушить я сестре.
Но она мне сердито парировала:
— Мужчина — не туфли, если подберешь удачного, можно носить всю жизнь. И тогда я сказала ей непростительную крамолу:
— А ты в курсе, что я иногда жалею, что не знала других мужчин?
— Замолчи! — закричала Бис, целомудренная до тошноты. — Не разбивай моих идеалов!
Но безупречный студень моей жизни угрожающе задрожал, трескаясь вокруг брусочка телятины, и я неумолимо продолжила, не давая себя заткнуть:
— И призналась в этом супругу. А мудрый Славик в ответ сказал: «Я понимаю тебя, дорогая, обидно быть счастливой с первого раза!» Сладко греться, когда ты замерз, пить — когда мучает жажда, лежать в гамаке, когда измучился в дороге… Вот если б ты сейчас, а не твоя дочь, вышла за Лешу, то была б безусловно счастлива. А Лизаню не торопи, пусть решает сама, ей бы туфельки по размеру, чтоб набегаться, напрыгаться, набеситься.
Мы не виделись больше недели, а потом прискакала племяшка.
— Это все-таки не любовь, — сказала она расстроено, — не замирает сердце, не уходит земля из-под ног. Вчера мы ходили в гости, сидели у его друзей, пили, ели, говорили. У них дочка в десятом классе, а отношения — как у нас. Основная жизнь позади, в душе — золотая осень. Когда возвращались домой, мне вдруг стало так грустно. Никому-то я не нужна, говорю, никто-то меня не любит… А он погладил меня по головке и говорит — «я тебя люблю, маму и тебя». В первую очередь маму, вы представляете? Ну зачем он это уточнил!
Что мне было ответить, как утешить ребенка? Я тоже мать, и откровения Леши меня нисколько не оскорбляли. Но с точки зрения жены вызывали протест: жена — половина мужа, а у мамы — второе место. Но ведь взрослый мужчина Леша уже был однажды женат, пережил семейное кораблекрушение и вернулся вплавь к родному острову, где верная, преданная мама обласкала, облизала и вернула к жизни. Ему ли не усвоить жестокий урок: только мама не предаст, не изменит, не поменяет тебя на лучшего.
— Подожди, — говорю я Лизе. — Тебе хочется замуж? Нет! Вот и живи своей юной жизнью. Научись играть на гитаре, запишись на курсы английского, попробуй писать красками на холсте. Мало ли замечательных взрослых игрушек, освоить которые легче в 20, чем в 40? А Леша — одна из них.
…Когда мой белобрысый Славик заглянул к нам в комнату за солью, мы валялись с девчонками на койках, и ничто не дрогнуло в моей легкомысленной душе, прикрытой мини-платьицем из крепдешина. А рука, тем не менее, дрогнула, и, протягивая солонку, я рассыпала несколько крупных кристаллов. Поссоримся, сказал он, и присев на корточки, заботливо собрал в ладонь все до единого. Через полгода я жить без него не могла, разумеется, вопрос — выходить за него или нет — не разрывал мне сердце. Может, брак, конечно, и сделка, — подвела я черту сомненьям — но никакие расчеты не гарантируют счастье. Рискнувшие соединится по любви, в случае неудачи получают компенсацию чувствами. А просчитавшимся прагматикам остается на память лишь чувство досады.
Лизаня не вышла замуж за Лешу. Через пару месяцев после нашего разговора она познакомилась с молодым автогонщиком — бритый затылок, в ухе серьга, — и, не спросив разрешения матери, перебралась в его квартиру. Бедная Беатриса с этим смирилась, найдя утешение в старой мудрости — чему быть, того не миновать.