Горели свечи, дымились благовония, струилась магическая музыка, таинственно посверкивал бронзой невозмутимый Будда — подарок мудрого ламы. Артур приказал мне лечь, и взял секундомер…
Вы встречали на своём пути демонического мужчину? Нет? А я повстречала! И поняла, что это мой приговор. От демонического мужчины нельзя ни спрятаться, ни сбежать, ни освободиться. Это сладкий плен, рядом с которым свобода — унылый пустырь на семи ветрах. Девочка из хорошей семьи, мамина дочка, тургеневская девушка — все эти верные на тот момент характеристики осыпались, как пушистый ореол одуванчика, попавшего в смерч. И я предстала перед Артуром голенькой, как новорожденное дитя, подвластное только инстинктам, свободное от шор условностей и правил, придуманных другими людьми.
Любовь с демоническим мужчиной — это вихрь, американские горки, восторг взлётов и экстаз падений. Но однажды суровая реальность выдёргивает тебя из этого омута, и ты понимаешь, что мир, этот скучный, суконный, давно обветшалый мир, живёт по своим законам, и ты от них не свободна. Так и случилось со мной, когда войдя с любимым в кафе я ощутила неудержимое отвращение к царившим там запахам съестного и едва добежала до туалета, чтоб вырвать. С того момента мой организм взбунтовался не на шутку, давая понять, что игра закончена, пора подумать о вещах серьёзных, например, о продолжении рода. Родить от любимого мужчины — что может быть восхитительнее? Разве что сам процесс зачатия. Но он слишком краток, а результат навсегда. Впрочем, Артур не разделил моих восторгов.
— Ребёнок? Какой ребёнок! — воскликнул он. И сердито добавил, — Не усложняй мне жизнь, дорогая.
Ну как же, как же, демонический мужчина — всегда гений, это звезда на небосклоне искусства, или по крайней мере комета. Артур был рок музыкантом, он жил в своём измерении, куда не вписывались горшки и пелёнки.
Боясь его рассердить, я послушно пошла на аборт. Слава богу, современный уровень медицины избавил женщин от страшной боли, которую терпели их матери. А тогда, 20 лет назад, анестезию покупали из-под полы, но Артур дал мне на это деньги. Я помню чувство сиротства, которое вынесла из больницы. И гулкой внутренней пустоты. Словно циничные эскулапы вынули из меня не зародыша, а изболевшееся сердце. Даже звезда Артура на время померкла, утратив своё притяженье. Правда, только на время.
Когда я забеременела вторично, что-то дрогнуло в его небритой душе. Может, инстинкт размножения? Говорят, он свойственен всем самцам. А может, проблески здравого смысла? Или (на что я очень надеюсь) некая привязанность ко мне! Так или иначе, но мой мужчина сказал:
— Рожай! Но учти, только мальчика! Девка мне не нужна.
Я родила, конечно же, девочку. Белые кудряшки и голубые глаза нисколько не тронули Артура. Он брезгливо заглянул в одеяльце, когда его друзья забрали меня из роддома, и бросил оскорбительно-небрежное — «Сцыкуха». Но я… Я не расстроилась. Моё счастье было таким безмерным и столь безусловным, что омрачить его в тот момент не мог даже любимый мужчина. И пусть он пока не понял, не ощутил, не почувствовал свою связь с этой нежной крохой, уж я-то знала наверняка, что он у неё на крючке. Вопрос только времени.
Мир разбился на две половинки, и в обеих была любовь. В первой, солнечной и лучистой, лопотало моё дитя, питалось моими соками, дышало свежестью и весной, а во второй под ногами хрустел млечный путь, и я прыгала по небу, как на батуте.
Снежанке исполнился год, она бегала, делала «ладушки» и хохотала, завидев папу. А он изо всех сил крепился, сохраняя суровость в лице и не давая прорваться нежности. Лёд тронулся, я это чувствовала всеми фибрами своей души, но процессу помешала моя беременность. Когда подозрения стали фактом, мой муж, мой любимый мужчина, сказал, сурово глядя мне в глаза:
— Только смотри без фокусов! Мне нужен пацан, поняла?!
Я знала это не хуже его. И всеми фибрами души лепила в себе его копию. И вот я в родзале, мой сын приготовился к выходу. Я сцепила зубы и не кричу, сегодня муж мне скажет спасибо.
— Тужимся! Ещё раз! Ещё, — командует акушерка.
И радостно восклицает:
— Девочка! Да какая хорошенькая!
Меня опять встречают друзья. Я двигаюсь по дому нашкодившей кошкой. Господи! Ну почему ты ко мне так жесток! Ведь всё могло быть иначе — его объятья, его улыбка, его ощущенье отцовства, мужская гордость в глазах! Я наказана длительной ссылкой в детскую. Артур не бреется, пропадает на концертах и репетициях, приходит усталый и злой. Я не жена, не подруга — прислуга. Но мы рядом, и это счастье. Ведь я знаю наверняка — он на крючке, и тайм-аут в любви — это временно.
А наши малышки растут — две белых ромашки, Снежана и Анна, два ангелочка. И я замечаю, как муж украдкой целует их в пушистые макушки.
Я скажу вам сейчас по секрету — муж ездил к ламе в Тибет! И тот, проведя ритуал, сказал ему сроки зачатия, чтобы родился сын. Наверное, это смешно, но в назначенный день он привёл меня за руку в спальню. Горели свечи, дымились благовония, струилась магическая музыка, таинственно посверкивал бронзой невозмутимый Будда — подарок мудрого ламы. Артур приказал мне лечь и взял в руки секундомер… Всё было так, как велел ему лама — минута в минуту, секунда в секунду.
— Я назову его Славкой! — счастливо выдохнул муж.
Живот получился острым, а не тупым, как раньше. И очень-очень большим.
— Богатырь растёт, — поглаживал Артур с улыбочкой победителя мой упругий шарик, а я купалась в его любви, заботе и внимании. И впервые ощущала себя не воровкой, а волшебницей и царицей.
Воды отошли на две недели раньше, чем надо было по срокам, и меня на скорой доставили в роддом. Рожала я долго и тяжело, но под присмотром хороших врачей.
— Это пацан, — улыбалась сквозь слёзы я, — богатырь! Девочки шли по-другому.
А знакомая акушерка ласково кивала головой.
Но судьба посмеялась над нами. Я родила девчушку. А через две минуты ещё одну! Из роддома меня забирала мама. Друзья Артура были в реанимации: мой муж узнал о «моём предательстве» за рулём мотоцикла и налетел на столб.
Из травматологии Артур вернулся через три месяца. Старшие были в садике, а Славка и Женька гулили и бойко трясли погремушками. Он подошёл к кроватке, сжал кулаки и …заплакал.
— Это мне наказанье за твой первый аборт. Наверное, там был мальчик.
— Ну за что ты их ненавидишь? — обняла я Артура сзади. — Посмотри, какие красотки!
Он ничего не сказал в ответ. Но по его глазам я поняла — муж сдался. Он любит их вопреки своему упрямству, и будет любить всегда!
Мой магический мужчина давно уже не рок музыкант. Его чуткие длинные пальцы великолепно ремонтируют электронику и только в особых случаях заставляют петь струны гитары. Так было на свадьбе наших близняшек, вышедших замуж за близнецов. Он исполнил такой потрясающий блюз, что не надо было ни слов, ни тостов. Струны выдали всё, что было в его душе: и отцовскую грусть — «дети выросли», и покаянное «простите», и безмерную, рвущую сердце любовь.
— Выпьем за то, чтобы вы, мои дорогие, подарили отцу пацанов! — подняла я свой главный тост.
Все засмеялись, зааплодировали, а мой мужчина примирительно сказал:
— И девчонок тоже принимаем! Я привык заплетать косички, жалко будет квалификацию терять.
Через месяц родила Снежана, через полгода — Анна. Через девять месяцев — на удивленье синхронно — родили Славка и Женя. Когда вся семья приходит к нам в гости, четыре белобрысых пацана переворачивают детскую вверх дном. Мой муж стоически терпит этот бедлам, эти «войнушки», драки, мячи, разбивающие люстры, но в конце-концов, хватается за ремень.
Вот и вчера мы весь день наводили порядок.
— Знаешь, я что-то устал, — пожаловался мне Артур, потирая поясницу. С тех пор, как девчонки выросли, ему пришлось освоить и пылесос, и швабру, и стиральную машинку.
— Посмотри, что сделали эти стервецы — сломали мой секундомер, налепили на Будду жвачек!
В его мужественном баритоне сверкнули жалобные нотки.
— Давай на новый год куда-нибудь сбежим? — прижал он меня к себе. — Вспомним молодость! Отрешимся от мира.
Ну конечно, конечно, родной! Я поеду с тобой на край света. Ведь там, в нашей ослепительной и невозвратной молодости, ты так редко бывал со мной. И так часто бывал несправедливо суров. Но я любила, терпела, верила и дождалась. Ведь от демонического мужчины нельзя ни спрятаться, ни освободиться. Это сладкий плен, рядом с которым свобода — унылый пустырь на семи ветрах.