Когда же безденежью или мелкой неприятности удавалось вбить клин в бирюзовую гладь благодушия, подруги тут же плечом к плечу занимали круговую оборону.
Мир изначально устроен несправедливо — кому вечное лето с персиками, кому — собачий холод с карликовыми березками. Но простое человеческое счастье, без изысков — с лимузинами и путешествиями по миру — а подразумевающее более фундаментальные вещи — это индивидуальная удача каждого плюс плод его достоинств или недостатков.
Вот возьмем, к примеру, двух добрых соседок, если не сказать подруг, Свету и Наташу. Обеим за сорок, но признаки осени на лицах еще не ночевали. Это не значит, конечно, что завтра не пахнет морозцем, и неумолимая кисточка времени не обведет беспощадным орнаментом глаза, не выкрасит пегим волосы, но пока еще нормально, и читают без очков, и могут из хулиганства вырядиться в короткую юбку, не оскорбив придирчивого взгляда. И вот в таком-то критическом возрасте, когда дорог каждый день, когда горстями положено кушать удовольствия, оставив молодым и правильные поговорки, они обе прозябали в одиночестве в холодной коробке типового девятиэтажного здания, выбираясь из тесных норок только затем, чтобы сбегать на скучную работу и по пути назад прихватить в магазине дешевых продуктов, из которых на выходных можно выкрутить что-нибудь вкусненькое.
У Светы на кухне белые обои и кремовый абажур, у Наташи наоборот — кремовые обои и белый абажур, Свете удаются блинчики с творогом, а Наташе — пицца, вот, собственно, и все разнообразие в их совместных воскресных посиделках. Но разве дело в пище? Кухня была их убежищем, их «Летучим Голландцем», в котором они парили в розовых облаках над свинцовыми мерзостями жизни. Как же так случилось, спросите вы, что женщины остались одиноки, может Бог их обидел внешностью или не дал здоровья? Или переперчил вредностью и капризностью? Да нет, как раз наоборот. Света — высокая приятная блондинка, с мягкими полными губами и голубыми глазками, Наташа — кареглазая дюймовочка с каштановым каре, и характеры у обеих легкие — на чужую удачливость желчью не истекают и над своей не востребованностью слезы не льют. Да и не одиноки они по большому счету. У Светы дочь недавно в России вышла замуж, в золоте не купается, но и не нищенствует. У Наташи сын учится в соседнем городе, на поезде пять часов. А мужья… Что мужья?… Светланин едва занялся предпринимательством, и… пропал без вести — говорят, жив, сбежал с чужими деньгами. У Наташи — вузовский преподаватель, тоже пропал, правда не на долго — нашелся у своей студентки. Одним словом, это та печальная страничка, которой лучше не касаться. Подруги и не касались. Потому как нытьем приятнее жизнь не сделаешь, а умение радоваться малому — это и есть секрет хорошего настроения и женской привлекательности.
Когда же безденежью или мелкой неприятности удавалось вбить клин в бирюзовую гладь благодушия, подруги тут же плечом к плечу занимали круговую оборону — покупали бутылочку пива, делали соленые сухарики и тихонько посылали ощетинившийся мир ко всем чертям, давая клятвы в вечной дружбе:
— Как хорошо, что ты у меня есть!
— А мне даже стареть не страшно!
Света работала в поликлинике медсестрой манипуляционного кабинета, и время от времени приносила домой шоколад — благодарность больных за безболезненные уколы. А Наташа — бухгалтером в госструктуре, зарплата мизерная, зато работа без перегрузок, с девяти до пяти. Одним словом, что не за что судьбу гневить. Но какой нормальный человек, умеющий радоваться малому, не мечтает о большом? Поэтому когда однажды на склоне осеннего дня на их подъезде появилось объявление «требуется домработница», Наташино сердце затрепетало от радостного предчувствия перемен. Домработница-то требовалась соседу-вдовцу, видному мужику из соседнего дома, который не вылезал из-за границы, а домой наведывался наездами и всегда неожиданно.
— Раньше-то я сама убирала, разве трудно пыль протереть да цветы полить за пятьдесят долларов? — доверчиво дребезжала старушка, теть Маша, занимавшаяся распространением объявлений, — А теперь еду к внучке правнучку нянчить, и своего деда дома одного оставляю. Поэтому и решила — передарю свое место той, которая заодно и деда покормит. Много ему не надо — борща да каши, а посуду он сам у меня моет.
С ликующим сердцем несла Наташа невиданную новость домой. Шутка ли — иметь полтинник баксов лишний! Если копить, то в год получится целых шестьсот долларов. Хочешь — шубу из норковых лапок и хвостиков покупай, хочешь — за границу, в Венгрию, скажем. Но когда, переодевшись в халат и прихватив блюдце драников, она торжественно постучала к Светлане, радость, судорожно щипнув, испарилась, как капелька росы под раскаленным утюгом. Света была бледной, заплаканной, с отсутствующим взглядом.
— У меня, Наташенька, беда! — всхлипнула она, — Мама тяжело заболела, на уколы в месяц три сотни понадобится, в два раза больше моей зарплаты! Пока мы ее золотишко продали, а что дальше делать, ума не приложу!
Решение Наташа приняла молниеносно — работа домработницы нужней Светлане. А заботы о старике-соседе возьмет на себя она, ведь Свете придется ухаживать за больной мамой. Надо было видеть слезы Светланы, слышать ее слова благодарности: «Ой, дорогая, мы с тобой роднее родных сестер!»
Потянулись новые дни, осенние — сладковато-тягучие, в осах и мухах, зимние — бледно — анемичные, с сыростью в сапогах. Занятые новыми заботами, подруги виделись реже, зато встречаясь, не могли наговориться. В их заезженных, как старые пластинки, беседах, появился новый лейтмотив. Скороговоркой отчитавшись, как дела у мамы, Светлана обстоятельно, с чувством рассказывала о своем хозяине, которого видела только на фотографиях (импозантный красавец в очках!), и знала из рассказов его матушки, раз в месяц приносившей зарплату и распивающей со Светой дорогие вкусные чаи, которых старушенция была великая любительница. Олег Иванович был профессором философии, знал пять языков, преподавал в Дрездене.
— Бабуля говорит, контракт скоро кончается, — бережно, одними губами, откусывала Света зефир в шоколаде — остатки хозяйкиного гостинца, — а он не хочет продлять, представляешь? Ему там одиноко…
— Хм-хм, — шутливо многозначительно откашливалась Наташа. — Пусть приезжает, ты у нас девушка интересная, равнодушным остаться трудно.
— Скажешь тоже, — смущено розовела Светлана, — он профессор, а я медсестра! К тому же бабуля сама призналась, что уже подыскала невесту.
— А лет ему сколько?-не унималась Наташа.
— Мы ровесники, — вздыхала Света, — могли бы сидеть за одной партой…
Олег Иванович явился в апреле, без предупреждения. Открыл дверь в пустую, как он думал, квартиру, и застиг незнакомую особу в шортах и босиком, протирающую хрустальные плафоны в прихожей.
— Продолжайте. Добрый день, — махнул он ободряюще рукой, вешая легкую светлую курточку. — Нет зрелища приятней, чем женщина, с настроением наводящая в доме уют.
Пока Светлана наскоро заканчивала уборку, хозяин принял душ и вышел в зал в белом халате до пола с бутылкой заморского ликера в руках.
— Как вы насчет этой штуки? Компанию не составите?
— С удовольствием, — вспыхнула Света, — только я тоже бы душ приняла. Если вы позволите…
Пока она плескалась, хозяин распаковал чемоданы, и в одном из них нашелся халат для Светы, такой же пушисто-белый, только женский вариант.
— Я оставлю на дверной ручке, наденьте, — постучал он в ванную комнату, — вез для мамы, но она все равно носить не будет, кому-нибудь передарит.
Они сидели на мягком диване друг против друга — чистые, свежие, как два полярных медведя или даже пушистых сугроба, как начало начал, которому еще предстоит написать свою нехитрую историю.
Светлана расспрашивала о Европе, Олег Иванович интересно и остроумно рассказывал, а коварный интриган алкоголь, как тайный агент, незаметно делал свое сближающее дело.
— А в какой вы школе учились? — спросила неожиданно Светлана, — или я много выпила, или ваше лицо мне действительно знакомо.
— Во второй, — ответил профессор, — выпуск 75-го года, Олег Семочкин.
— Семочкин? — оторопела Света. — Тихоня… На первой парте? Но Семочкин был такой… — меньше всех в классе, а вы такой… представительный.
— Я еще когда в МГУ поступил, спортом занялся, — пояснил Олег Иванович. — Плавал. А вы, наверное, Света Круглова, блондинка с «камчатки», безответная любовь хулигана Буряка. Точно?
В тот вечер она домой не ушла, и обеспокоенная Наташа практически глаз не сомкнула, рисуя себе всякие ужасы, которые могли приключиться с любимой подругой в дороге. Только утром она вызвонила Свету на работе, и та жарко дохнула в трубку:
— Что я тебе расскажу! Хозяин вернулся! Дождись вечера!
Но рассказала она не вечером, а целых три дня спустя, когда забежала домой за вещами.
— Ты представляешь, киска моя, такое чувство, будто всю жизнь были вместе. Он мне так и сказал
— Мы не дети, раздумывать некогда. Бери самое необходимое и переезжай.
Наташа улыбалась, но в душе поселилась грусть. С одной стороны она искренне радовалась за подругу — хоть она дождалась своего прекрасного принца! А с другой — слабела от удушающего одиночества, которое уже дышало ей в сердце мертвецким разрушительным холодом.
— А домработница вам не нужна? — в шутку спросила она, посылая подруге импульс. Но тонкая, чуткая Светлана будто ослепла от счастья.
— Зачем? — удивилась она. — Я и сама все сделаю, тем более, что уже привыкла к квартире, она мне почти родная. А ты не грусти, Натальчик. Я как обустроюсь, обязательно позвоню, в гости приглашу, познакомлю с Олегом.
Светлана сначала еще звонила, даже как-то в гости позвала, то есть — предложила «заходить запросто», но только так — не настойчиво. А потом пропала совсем — из поликлиники уволилась, теперь работает в какой-то престижной медицинской фирме. Сдала на права и ездит на работу в аккуратненьком маленьком «Фольксвагене». А свою однокомнатную квартирку с брошенными книгами и фотографиями, которым не нашлось места в новой жизни, продает. Тете Маше поручили объявления расклеить, у нее рука, дескать, легкая…