…Ешь с чужого стола, спи с чужими мужьями, пользуйся чужими деньгами, люби себя! И тогда лучшие из мужчин поверят в твою исключительность и выстроятся в затылок, чтобы тоже любить тебя.
Вначале пили дорогое вино, потом занимались сексом. И, наконец, курили, блаженно раскинувшись на кровати: Олег полусидя, опершись на подушки, а Зойка — умостив кудрявый затылок у него на груди.
— Ну как там Инка? — спрашивал Браун, после патоки взаимных ласк соскучившись по остренькому. И Зойка рассказывала об очередном приключении подруги — в купе поезда, в гримерной театра, на морском пляже. А Олег хохотал, тряся красивой, как у римского бога, головой, почти восторженно приговаривая — «вот стервь египетская!»
Она любила его так остро и пронзительно, что на глаза наворачивались слезы. Умный, сильный, большой, успешный, и при этом — ребячливо смешлив, бесшабашен, добр! До чего ж повезло его Элле, холодной, ироничной эстетке, получившей в вечное пользование такого роскошного мужика! Как бы мечтала Зойка если не занять ее царский трон, то хотя бы очутиться на одной ступени.
Они встречались часто, почти через день, и Зойка, боясь надоесть, никогда не грузила любимого своими проблемами и просьбами. Даже угодив на аборт (Олег категорически запретил ей рожать) не позволяла себе капризничать. В больнице они и познакомились — ее любимый и подруга Инка. По дьявольскому блеску двух пар глаз, по возбужденной модуляции голосов Зойка безошибочно поняла — они друг другу понравились! Но глупо и наивно продолжала сражаться с ветряными мельницами, вынуждая обоих врать и выкручиваться. Порочный круг разорвала Инка. Она приперлась к Зойке с мартини и сладко-пьяненьким голосом поведала:
— А у меня сегодня свиданье. Знаешь с кем? С твоим легендарным Брауном!
Что оставалось Зойке? Ударить по щеке? Плюнуть в глаза бесстыжие? Заплакать и попросить не отнимать любимого? Во всех трех случаях она бы все равно проиграла, а жалость ее положения безусловно дошла б до Олега. Поэтому Зойка нашла в себе силы принять удар стоически.
— Поздравляю, — рассмеялась она, — смотри, не попадись его жене, волосы выдерет.
Дело было в начале лета, и новоиспеченные любовнички тут же рванули в Форос, туда, где два последних лета с Олегом отдыхала Зойка. Благо, что с возможностями Брауна это не составляло проблемы. На закрытой правительственной даче как всегда было много друзей — кто с женами, кто с подругами.
— Вот стервь египетская! — восторженно говорил Олег прилегшему рядом на песок очередному приятелю, любуясь на голые Инкины ягодицы, призывно маячащие на розовом надувном матрасе. И радостно совал ей в ладошку двухсотки, когда она, как маленькая девочка, время от времени подбегала с невинными просьбами: «Хочу резинку для волос!» Или «мне трусики там понравились!» Инка была полной противоположностью совестливой и благородной Зойке, но (вот чудеса в решете!) Брауна ее наглость только возбуждала!
— Дура, конечно дура! — соглашался он на доводы друзей, — Но до чего хороша чертовка!
Между тем, если быть объективным, и чертами лица и пропорциями тела Инка уступала своей подруге, зато давала фору наглостью и раскрепощенностью. Женившийся по великой любви Олег Браун и сейчас обожал жену, но рядом с умницей Эллой чувствовал себя жалким паршивцем. С Эллой он напрягался, стараясь соответствовать ее высоким критериям, с чистой и самоотверженной Зоей ощущал себя подлецом, а с Инной не просто расслаблялся, а вдрызг рассобачивался, даже в расцвете своих пороков оставаясь ангелом рядом с этой дьяволицей.
— Ничего-ничего, она скоро ему надоест, и он вернется к тебе, — убежденно успокаивал брошенную Зойку лучший друг Олега, наперсник в бизнесе и мужских шалостях. Но острозубая, остролицая, алчная крыска Инна Брауну не надоедала! Более того, он стремительно подсел на нее, как подросток на винт, и, вернувшись из Крыма, первым делом купил своей стерви квартирку, небольшую, но уютную, недалеко от центра. А чтобы любимая игрушка была рядом по первому желанию, устроил ее на теплое и хорошо оплачиваемое местечко в международную кампанию друга. Теперь специалист по связям с общественностью сопровождала Брауна во всех командировках по Украине.
…Зойка год не общалась с подругой, и вдруг однажды вечером та позвонила сама.
— Привет!
— Привет…
— Как жизнь?
— Все нормально.
— Ты будешь моим свидетелем? У меня в субботу свадьба.
Вот так и умирают во цвете лет от разрыва сердца!
— А разве Браун развелся с женой? — обморочно проблеяла Зойка.
— При чем здесь Браун! Я выхожу за Славика, он преподаватель в консерватории. Талантище, интеллигент, симпатяга. А как на саксе играет! И папа профессор, прикидываешь?
Горячая волна отхлынула от сердца, виски пронзили сотни иголочек. Значит с Олегом у них конец! Господи, спасибо тебе за помощь! Горло перехватило от нежности — как же она соскучилась по этому негодяю, каждой клеточкой, каждой кровинкой! И на волне нежданного счастья Зойка искренне и горячо воскликнула: «Как я рада за тебя, дорогая, разумеется, буду свидетелем!»
Саксофонист был и впрямь хорош, к тому же безумно талантлив — концерты в России, Европе, Америке, — но ему бы в пару возвышенную девочку в очечках, а не безжалостную стервь египетскую. Инка как будто прочла эти мысли Зойки и поспешила заверить подругу:
— Ты не бойся, я его не обижу, зачем же душить курочку, несущую золотые яйца?
И Зойка опять ей поверила, решив, что светлое чувство, вскормленное классической музыкой, облагородило порочную душу. А, поверив, стала мучительно ждать, когда же объявится Браун. Он был не типичным бабником: на каждую встречную не бросался, имел склонность к сентиментальности и, если влюблялся, привязывался как ребенок. Будь его Элла умней или просто люби своего мужа, щади его самолюбие и не демонстрируй свое интеллектуальное превосходство, Олег вообще не смотрел бы налево. Зоя не сомневалась — лишившись Инны, он снова заскучает по ней и обязательно объявится. Но месяц тянулся за месяцем, а Браун все не звонил, и однажды вечером Зойка сама набрала телефон его друга.
— Привет, ласточка! — обрадовался тот. — Куда ты исчезла? Замуж не вышла?
— Вышла бы, — ответила Зойка. — Только Браун везде мерещится. Как он, кстати, поживает?
— Да отсыпается сегодня, — засмеялся друг. — Мы вчера так накатили! И все из-за Инки, которой приспичило рывок по ночным клубам сделать!
— Как? — опешила Зоя, все еще надеясь, что тот оговорился. — Она же замуж вышла!
— Вот-вот, — потешался друг. — Так мы ее к мужу в три часа ночи доставили.
— И что он сказал? — пересохшим, безжизненным голосом спросила Зоя.
— Что-что! Благодарил от всей души, интеллигент прибацаный.
А через пару дней она нос к носу столкнулась с Олегом. Катила тележку с продуктами по «Амстору» и чуть не наехала на его ботинки.
— Рад тебя видеть, малышка! — воскликнул он вполне искренне. — Хорошо выглядишь! Не влюбилась?
— Спасибо, — покраснела она, — просто ты от меня отвык.
Поговорили о том, о сем, и Олег предложил подбросить Зойку до дома.
— На кофе зайдешь? — спросила она, выходя из машины.
— Кофе не пью, — улыбнулся Олег, — сердце стало пошаливать.
— Тогда помоги донести сумку, — проявила Зойка не свойственную ей настойчивость. Браун нехотя заглушил мотор. В лифте поднимались молча, с натянутыми лицами, и Зойка чуть ли не силой втолкнула возлюбленного в квартиру.
— А ты изменилась, — сказал он насмешливо, — у овечки вырос волчий хвост.
— До Инны мне далеко, — парировала Зоя.
— Да уж, — потеплел глазами Браун, усаживаясь в кресло. — Я понял, ты хочешь разборок? Ну неси тогда кофе что ли.
— С разборками я опоздала, — сказала Инна. — А кофе тебе вредно, сам сказал. Ответь мне на один вопрос. Ты Инну любишь?
Браун помолчал, потер подбородок и обречено вздохнул.
— Честно? Вроде того.
— Но за что? — возмутилась Зоя. — Неужели ты не понял, что она пустая, бездушная, алчная, распутная, а от тебя ей нужны только деньги!
— А я не обольщался, — закурил Олег. — Стервь египетская, чего ожидать-то? Но сердцу, мать, не прикажешь. Ты вон хорошая, добрая, верная, была — хорошо, а ушла — не больно. А Инну я месяц не видел, и чуть с ума не сошел, будто черная дыра образовалась в сердце. Когда позвонила, я как щенок побежал — радуясь, что понадобился.
— Деньги понадобились! — подчеркнула Зойка.
— Ну и что? Деньги, тело, мозги, душа, какая разница. Ладно, тебе не понять, я пошел.
И хлопнул дверью, не попрощавшись.
А через полгода опять позвонила Инка: «Я в больнице, ты меня навестишь?»
Подруга лежала в гинекологии, но не на аборте, как когда-то Зоя, а на сохранении.
— Пять месяцев беременности, а матка в тонусе, — пожаловалась она. — Как меня это все достало. Но папочки в восторге, придется рожать.
— Какие папочки? — изумилась Зойка.
— Данилкины, — хихикнула Инка. — И муж и любовник считают его своим.
— А чей он на самом деле?
— Чей, чей… Откуда мне знать… Я в один вечер с двумя была… Родится — посмотрим.
— Слушай, а если б он замуж тебя позвал?
— Ну нет, зачем мне такое рабство! — поежилась Инка. — Браун — это денежный мешок, а на мешках не женятся.
Дома Зойка встала перед зеркалом и стала себя зомбировать — будь стервой, будь! Тебе 25, еще не поздно, ешь с чужого стола, спи с чужими мужьями, пользуйся чужими деньгами, люби только себя! И тогда самые лучшие из мужчин поверят в твою исключительность и выстроятся в затылок, чтобы тоже любить тебя. С этой установкой она и уснула. А ночью приснился сон, что у Олега инфаркт и требуется срочная пересадка сердца. И она бросается на хирурга, как сумасшедшая — возьмите мое, возьмите, оно все равно мне не нужно!
Утром Зойка позвонила другу Олега и рассказала про страшный сон.
— Да нет, у него другая проблема, — успокоил тот. — Хочет жениться на Инке. Вот зацепила баба. Но мы не позволим, не бойся.
— Вот и сбылась моя мечта, — улыбнулась сквозь слезы Зойка. — Мы с Эллой на одной ступени.
Но на душе вопреки всякой логике неожиданно полегчало. То ли потому, что не успела продать ее дьяволу, то ли оттого, что в хорошей компании смерть не страшна.