Так и засели в разных комнатах, как в норах — не здороваясь по утрам, не желая друг другу спокойной ночи, с каким-то садомазохистским злорадством наблюдая, как разрастается пропасть отчуждения.
Кресло было мягким, дорогим, рассчитанным на долгое сидение. На долгое, но не двухчасовое же! Чувствуя, что закипает, Ирина решила отвлечься, поиграв в Шерлока Холмса. Согласно методу дедукции, хозяин фирмы — человек молодой и со вкусом -эти офорты на стенах и запах дорого парфюма. Женатый, (хотя бы потому, что преуспевающему мужчине не позволят остаться одному!), духовный — на журнальном столике для посетителей среди скучных юридических буклетов — журнал «Театр».
— Юрий Арсеньевич, — проскрипела в трубку секретарша, мымра преклонных лет (что лишний раз подтверждало наличие молодой и ревнивой супруги) — вас еще одна клиентка ожидает. Вы примите?
Зайти к юристу Ирине посоветовала подруга, которой можно было доверять. Три развода не надломили, а закалили Светку и укрепили ее материальное положение. От первого осталась квартира в центре, от второго машина, от третьего дача. Цели Ирины были скромнее: она хотела подстраховаться от подобной активности мужа, чья порядочность в общем-то не вызывала сомнений, но ведь и по разные стороны баррикад они еще не стояли.
Есть такой красивый постулат, что все живущие — счастливые избранники. Им повезло изначально, уже потому, что сперматозоид успешно добежал до финиша и оплодотворил скучающую яйцеклетку. Но ордер на планету Земля — еще не гарантия счастья. Кто-то невидимый и неведомый, не подчиняющийся ни Библии, ни логике, стоя на земных вратах, сортирует людскую массу. И над одним зависает дамоклов меч, а над другим простираются бело-розовые крылья ангела-хранителя. Ирина не относилась ни к тем, ни к другим. Она попала в прослойку, в пересортицу — в ее судьбу то залетали искры от секущего меча, то убаюкивающий пух ангела. И все же Ирина не просто любила жизнь, а считала, что это взаимно. Ее не обидели внешностью, ей повезло с родителями. И муж поначалу казался счастьем — чуткий, темпераментный. Но выросли девочки, вышли замуж, а Антон незаметно ушел в себя. Ей бы чисто по-женски подластиться, проявить заботу и понимание, но в позу встала гордыня — а почему я должна его утешать, разве мне не грустно, не одиноко? Так и засели в разных комнатах, как в норах — не здороваясь по утрам, не желая друг другу спокойной ночи, с каким-то садомазохистским злорадством наблюдая, как разрастается пропасть отчуждения.
Прозрение пришло морозным декабрьским утром на старом уютном диване, где Ира сладко придремала под клетчатым пледом. А приснилось ей лето и море, щитовой домик синего цвета, и она, на белых простынях, под шквалом безумных лобзаний.
— А ведь все это было, было! — сладко потягиваясь, удивилась она. И вдруг осознала: между приснившимся морским вечером и нынешним, студеным, вполне реально сгустившимся за окном, прошло не полгода — лето и осень, а полжизни. Промелькнувшие годы увиделись Ирине длинным экспрессом, растерявшим вагоны в нежной весне и спелом лете, а теперь несущимся в зиму по редеющим лесам золотой осени. Тогда-то она и решила навести порядок в последних купе — вымести сор и выбросить за окно весь балласт — все то, что усложняло и утяжеляло без того невеселый быт. Тщательно проведя инвентаризацию, она с горечью обнаружила, что главным балластом, как ни крути, является брак с Антоном. И тащить его за собою в старость глупо и оскорбительно.
— Я собираюсь подать на развод! — воинственно сообщила Ирина мужу, когда он приплелся на кухню в поисках чего-нибудь вкусного. Она ожидала чего угодно — удивления, иронии, бурного выяснения отношений, но только не полного равнодушия.
— Да-а? — рассеянно проблеял Антон и, почесав под мышкой, буркнул, — Делай, как хочешь.
При этом на некогда любимом, иконописном лице не дрогнул ни единый мускул.
— У него кто-то есть! — поставила диагноз Светка. — Срочно к юристу, пока он не подарил машину любовнице!
И все же, прежде чем последовать ее совету, Ирина дала Антону последний шанс к примирению. Она долго болтала о разводе по телефону, потом громко выясняла часы приема юриста, кося глазом на возлежащего у телевизора… Но тот, увы, даже не шевельнулся. Так что теперь, убивая время в приемной, она ощущала усталость и опустошенность.
Предпоследним, так долго засидевшимся за дверью кабинета клиентом оказался пожилой, мафиозного вида мужик, которого хозяин почтительно, чуть ли не под локоток, проводил до самого порога. Метод дедукции не подвел, юрист был человеком не старым, импозантным, и элегантным. Обменявшись с мафиози прощальными любезностями, он ласково отпустил секретаршу и вежливо кивнул Ирине:
— Проходите, пожалуйста.
В кабинете пахло коньяком, лимонами и удачной сделкой.
— У меня сегодня хороший день, — улыбнулся юрист, комфортно устраиваясь в кресле и пытаясь сделать серьезное лицо, — к тому же конец недели. Слушаю вас внимательно.
Ощущая неловкость, как на приеме врача, она рассказала о предстоящем разводе, об имуществе, которое как-то придется делить, и своих опасениях, но юрист ее явно не слушал. В его удлиненных, игриво поблескивающих глазах мелькали отголоски других страстей, и в подтверждение этому он неожиданно предложил:
— Слушайте, а давайте по коньячку! Очень хороший, французский! Обещаю — я решу ваш вопрос в субботу и подробно проинструктирую в письменном виде, годится?
Ирина растерянно посмотрела в окно. Город, где ее никто не ждет и не любит, тонул в чернильных сумерках, развесив желтые фонарики огней. Спешить было некуда, а юрист — человек полезный, к тому же приятный мужчина.
— Давайте! — смущенно согласилась она. — Давно не пила коньяк.
Ира давно заметила, что чем старше становится человек, тем стремительней сужается его мир. Опадают, как засохшие листья, многочисленные приятели, отмирают желания, теряются друзья. И даже если воспротивиться этой печальной закономерности, поднять искусственно волны, результат, как правило, тот же. Ну приплывет к опустевшему берегу пара знакомых лодок, разнообразив на мгновенье горизонт, а уже в следующее мгновенье от них захочется избавиться — и скучно, и суетно, и пусто.
— За востребованность. Во всем! — словно прочитал ее мысли юрист.
Удивительно, но тембр его голоса действовал гипнотически. Или дело было не в тембре, а в коньяке, дающем иллюзию, что они, абсолютно чужие, находящиеся на разных социальных и возрастных отметках, соединены редкостной общностью духа? Говорили о пустяках, но философского толка — призвании, предназначении, творческой радости. Вспомнили школьные годы, то, как виделось счастье тогда и как теперь, о детской и взрослой дружбе, о судьбе и пророчестве.
— А я умею читать по руке! — лукаво сообщил Юрий и осторожно взял ее ладонь. — О-о! У вас интересная линия жизни, много встреч и поклонников…
Она не удивилась узкой ладони, ласково скользнувшей по шее, его горячим губам, коснувшимся вначале щеки, а потом, очень нежно, словно спрашивая разрешения, губ. Послушно закрыв глаза, она почувствовала, как оторвалась от кресла и воспарила ввысь, оставляя далеко внизу и запорошенные снегом кроны деревьев, и желтоглазые дома, и всю свою неинтересную, однообразную нелепо глупую жизнь.
Внезапно в уютную тишину кабинета ворвался громоподобный грохот.
— Что это? — вздрогнула Ирина.
— Кто-то стучит в окно, — равнодушно констатировал Юрий и, бегло глянув в темное стекло, уточнил:
— Мужик какой-то, в белом.
— Надо открыть, — посоветовала Ирина. — Может, что-то случилось?
Не остыв от объятий, они медленно двинулись к выходу.
Щелкнул замок и в открытую дверь влетел, как камень из рогатки, разъяренный, взлохмаченный муж в бежевом пуховичке.
— Наверное, вот так же вращались белки у Отелло, — успела подумать Ирина, когда Антон схватил юриста за пиджак и заревел бизоном:
— У тебя жена есть? Отвечай! Есть жена?
— Есть, — удивленно пролепетал несчастный.
— Так какого же хрена ты лезешь к моей?
Давно, очень давно, а если быть объективной, просто-таки никогда Ирина не видела мужа в припадке ослепительной ревности! И, надо признать объективно, такое неравнодушие к ней пролилось в увядшую душу живительным, целебным бальзамом.
Домой возвращались молча. Антон злобно крутил баранку, а Ирина, пряча улыбку, украдкой скользила глазами по его профилю.
— Ты за мною следил?- спросил она нарочито сердито.
— Следил!
— Зачем? Ты же не против развода.
Он ничего не ответил.
— Ты вел себя, как мурло. Оскорбил хорошего человека!
— Больше не буду, — пообещал он. — Убью молча.
А потом была длинная, зыбкая, волшебно-сладкая ночь — прощения и возвращения друг другу. И, засыпая, она услышала, как в комнату кто-то впорхнул на бело-розовых крыльях.