…И только сейчас, в волнующей близости от незнакомца, чья ухоженность и холеность просто била в нос и глаза, Лиза вдруг ощутила, что ее пролетарский аскетизм — не достоинство, а убогость.
Высплюсь, — утешилась Лиза, когда усталая кассирша в амбразуре окошка вместо купе предложила СВ. — В конце-концов, за билет заплатит отдел культуры.
Командировка в Крым в бархатный сезон была щедрым подарком судьбы! А она Лизавету давно не баловала. Все работа да работа и никакой личной жизни. В вагоне для избранных пахло тошнотворной химией.
— Тараканов травили, — с детской непосредственностью пояснила проводница.
— Я слышала, у вас тут и крысы бегают, — ворчливо пошутила Лиза.
— Да вы что! — воскликнула проводница, округлив и без того круглые, неаккуратно подведенные глаза. — Брешут! У нас только мышки.
— И куда нам в Европу, — вздохнула Лизавета, смахивая с выключателя одуревшего прусака. А подними сейчас скандал, ей невозмутимо скажут, — «не нравится, можете не ехать!»
А как не ехать, когда в Ялте смотр — конкурс юных дарований, и ее включили в жюри? Она вытащила тапочки, переоделась в спортивный костюм и, уютно поджав ноги, улеглась на полку. До отправленья поезда оставалось пять минут, «хоть бы никто не появился» — мизантропически подумала Лиза. Но дверь дернулась, и в купе вошел мужчина. Он был красив, причем той самой — редкой, мужественной и одновременно благородной красотой, которую Лиза любила. К тому же явно не дурак, судя по взгляду и выражению лица. И с таким превосходным экземпляром ей предстоит провести в интимном уединении целых десять часов?! Надо сказать, что при всех своих данных — миловидности, образованности, чувстве юмора, интеллигентной работе — Лиза имела один серьезный недостаток. Она давно и окончательно похоронила в себе женщину. А чтобы не возвращаться к этому больному вопросу, решительно сожгла все мосты: подстригла волосы короткой аккуратной щеточкой, о маникюре не вспоминала, обрезая ногти, как в детстве, под корешок, брови не выщипывала (зачем, если их вольная кустистость была незаметна ввиду абсолютной бесцветности) и носила исключительно балахоны. Эту подчеркнутую бесполость на работе понимали правильно и даже уважали — а что еще делать не слишком молодой женщине, у которой муж хронический импотент? Завлекать чужих мужиков глубоким вырезом, нарощенными ногтями и силиконовыми губами, как главбухша Семенова, так и норовящая откусить от чужого яблочка? И только сейчас, в волнующей близости от незнакомца, чья ухоженность и холеность просто била в нос и глаза, Лиза вдруг ощутила, что ее пролетарский аскетизм — не достоинство, а убогость.
— Что за запах? — досадливо проворчал попутчик, кидая наверх изящный, кожаный саквояж.
— Тараканов травили, — сказала Лиза. И добавила, — Если на меня ночью кто-нибудь свалится, я буду громко визжать.
— Ну спасибо, — опять проворчал красавчик, бросив на соседку беглый, изучающий взгляд. — чтобы меня инфаркт хватил?
Поезд тронулся.
— Вы позволите мне переодеться? — спросил сосед.
— Да-да, конечно!
Когда Лиза вернулась в купе, он уже лежал, живой мачо из бразильского сериала — в белоснежных шортиках и с голым, хорошо накачанным торсом. «А пяточки-то какие!, — умилилась мысленно Лиза. — Не то, что у моего Борьки, порепанные, с черными прожилками. А ноготочки! Должно быть напедикюренные!
— Свет выключать? — робко спросила она.
— Выключайте, — разрешил сосед, — будем отсыпаться.
Лиза никогда не считала себя сексуальной женщиной, более того, она даже стеснялась этого термина. Общественное, духовное, материнское всегда было на первом месте в ее бурной, деятельной жизни. А с тех пор, как Боря переехал в отдельную комнату и строго приказал не докучать ему глупыми и неприличными инициативами, она научилась глушить робкие позывы тела, еще помнящего, в отличие от хозяйки, другие радости. Но сейчас, в черном, лишь изредка вспыхивающем бликами фонарей квадрате… В этом островке бегущего в ночи пространства, наполненного стуком колес, дыханием и ароматом роскошного, явно состоявшегося мужчины, давно послушное тело вдруг взбунтовалось. Лиза с ужасом чувствовала, как бьется учащенно сердце, как горят огнем губы, как сладкая истома расслабила мышцы и бархатной волной добралась откуда-то снизу до самого горла, норовя вырваться наружу то ли кошачьим мурлыканьем, то ли призывным поскуливанием. Она промучилась всю ночь, ворочаясь с бока на бок, на секунду задремывая и находя облегчение в обрывках сна, где каждый раз оказывалась в объятьях безымянного мачо. Так и не осуществив своей главной мечты — выспаться, она встала чуть свет, умылась и попыталась уткнуться в книгу. От смутных ночных желаний остались лишь горечь и чугунная усталость. Предмет ее беспокойства, напротив, спал безмятежно сладко. Он проснулся часа за два до прибытия в Симферополь, легко, пружинисто спрыгнул с полки, сходил умыться и, любезно осведомившись у соседки, будет ли она пить чай, заказал проводнице два стакана.
— Вы в командировку? — вежливо спросила Лиза, размешивая сахар.
— Да, дня на два, — рассеянно ответил мачо, по инерции обласкав ее карими солнцами глаз.
— Я тоже, — отозвалась Лиза. И вдруг спохватилась, — хотите конфеты? Очень вкусные, киевские.
Он впервые ей улыбнулся, и улыбка оказалась не снисходительной, а какой-то по-детски застенчивой, что только подчеркнуло мужественную красоту.
— И какой же это женщине так повезло? — мысленно поразилась Лиза. Лично она бы такого счастья просто не унесла — ведь рядом с таким мужчиной ни на минуту нельзя расслабиться. Линялый ситцевый халат, стоптанные тапки, всклокоченные волосы и жареная картошка на ночь — эти атрибуты домашнего разгильдяйства пришлось бы забыть навсегда.
— А вы не артист? — поинтересовалась Лизавета.
— Все мы в какой-то степени артисты, — философски ответил сосед. — Я бизнесмен.
— И часто приходится ездить?
— Часто.
Разговор иссяк, костер потух, не разгоревшись. Сырые бревна Лизиных вопросов никуда не годились, нужны были другие дрова, сухие, тонкие, провокационные.
— У вас красивая улыбка. — отважилась она, будто в море нырнула с обрыва. — Женщины к вам часто пристают?
«О!» — сказал он (или Лизе почудилось?) Но глаза напротив вспыхнули веселым любопытством.
— Иногда. А вы тоже хотите?
— Да нет, не пугайтесь, — рассмеялась Лизавета. — Мой возраст — гарантия вашей безопасности.
— Вы не намного старше меня, — заметил красавец. — Просто не занимаетесь собой.
— Вы имеете виду отсутствие макияжа?
— Отсутствие интереса к себе. Спорт в вашей жизни присутствует?
— Спортклубы мне не по карману.
— И не надо. Я тоже в спортклуб не хожу. У меня специальный комплекс упражнений, дающих нагрузку на позвоночник. Позвоночник — это ось вашей вселенной. Работа всех органов, процесс старения — все завязано на нем. Почитайте Брэгга. Он, кстати, умер в 95 лет, накрыло волной во время занятия серфингом.
— Все это здорово, — улыбнулась Лиза. — Но нужен какой-то стимул…
— Сохранить молодость тела и духа, дольше прожить, разве это не стимул?
— А зачем?
Он посмотрел на нее долгим, изучающим взглядом и вдруг спросил:
— Вы позволяете себе увлекаться мужчинами?
— Ой! — покраснела Лиза. — Я хоть и старая, но не всеядная. Вот и получается, что те, кто не прочь со мной, мне не нужны. И наоборот — те, с кем я бы не прочь, на меня не смотрят.
— А вы им сигнал подаете?
— Ну что вы! Я женщина скромная и гордая.
— А вы подавайте. В этом нет ничего зазорного. Кстати, вы умеете делать массаж?
— Нет, но очень хочу научиться. У меня есть знакомая массажистка, внешне ничего особенного. Но когда она колдует над телом, мужчины в нее влюбляются.
— Хотите, я сделаю вам массаж? Прямо сейчас? Вам понравится.
— Да? — покраснела Лиза. — Не сомневаюсь. Но это опасно для жизни!
— Вашей или моей?
В купе зашла проводница.
— Чай повторить или будем рассчитываться?
— Повторить! — обрадовалась Лиза спасительной паузе. Но сытый кот, разыгравшись с мышью, похоже, не хотел ее оставлять, пока не замучает до смерти.
— У вас было когда-нибудь ЭТО в поезде?
— Нет. — покраснела Лиза. — А у вас, конечно, же было?
— Я ценю хороший секс, — сказал красавчик, смягчая цинизм детской, обезоруживающей улыбкой.
Симферополь нарисовался за окном предательски быстро. Так быстро, что они переоделись бегом, по очереди выскакивая из купе. И расстались поспешно, Лиза только успела сказать — звоните, если понадобиться помощь отдела культуры. А он, вежливо затормозив, записал ее телефон. Познакомиться по-человечески, спросить имя друг друга они так и не догадались.
Ее мобильник зазвонил уже в маршрутке.
— Вы забыли у проводника свой билет, а я забрал, — сказал обжигающий голос. — Как вам его отдать?
— Давайте в Ялте, — растерялась Лиза. — А то я уже в такси.
— В Ялте так в Ялте, — согласился мачо, — звоните.
Она справилась с делами до четырех часов и, удивляясь своей энергии, помчалась в парикмахерскую.
— Из таких коротких волос чуда сделать не удастся, — сказала мастер, — давайте попробуем перья, чтоб придать прическе объем.
Чуда и впрямь не случилось, но вид стал женственней и современней. По дороге в гостиницу Лиза заскочила в магазин и купила новую, яркую блузку, тушь для ресниц и помаду и долго мучилась перед зеркалом, возвращая руке забытую сноровку. А когда стемнело, и куротные кафешки засверкали, как елочные игрушки, она выпорхнула из номера и набрала телефон попутчика. Может, увидев ее такую, он не убежит, протянув ей билет, а позовет на чашечку кофе?
Ах, как бурно взвилась ее фантазия, пока в трубке шли длинные гудки, как чувственны оказались его пальцы, как магичны глаза и головокружительны поцелуи! И все это твердым ластиком стер совершенно бесстрастный голос: «Вы где? Еще в Ялте? А я в Симферополе, сажусь в СВ».
— Ну тогда счастливой дороги! — пожелала Лиза, сглотнув неуместные слезы. И не выбрасывайте мой билет, хорошо? Я позвоню вам, когда вернусь.
Под баюкающий шум прибоя, под шорох листьев и голос скрипки, надрывно говорящей всему свету о том, что не скажешь словами — тающей жизни и зачем-то ожившем сердце — Лиза дышала остатками лета и думала о том, что с нею случилось. Она влюбилась, и это было хорошо, потому что стало вдруг очевидно — она еще женщина. Предмет ее воздыхания не рассмеялся ей в лицо, и это тоже было хорошо, давая утерянный стимул к борьбе — за молодость и свое «Я», которое надо холить, любить и совершенствовать до самой смерти. Ведь если навести порядок в своем внутреннем мире и сделать евроремонт фасада, то туда не погнушаются заглянуть такие прекрасные путники, как ее незабвенный мачо. Пусть на минутку, на день (или на ночь?), а большего и не надо, ведь жизнь коротка, а дел у Лизы хватает.