— С самками так часто бывает, тарахтят как ненормальные, отдыхать мешают. У твоей хоть морда приятная, усики такие симпатичные.
В то утро особенно не хотелось жить. Из небытия выплывали звуки и начинали давить привычно-гадким фоном трамвайного грохота, гулом лифта за стенкой и ненавистным тиканьем часов.
Тело упрямо не желало вставать — с трудом шевельнулась рука, задергались пальцы, дрогнули мышцы икр и их тут же свело судорогой, из груди раздалось мерзкое сипение, прорвавшееся сухим кашлем курильщика. Ватные ноги не слушались но, давая дополнительный стимул, проснулся мочевой пузырь и утренний туман в голове стал рассеиваться, а беспросветная серость затмила перспективы сегодняшнего дня.
Я заткнул пасть будильнику и приподнял с подушки голову. Все как обычно — задернутые шторы, потный запах ночных кошмаров, звякающая на кухне посуда, шум воды из-под крана. И только коту было наплевать на рев будильника и скрежет трамваев — наглое животное спало, свернувшись на кресле. Ну почему, скажите, почему его должны кормить, поить, выгребать за ним писсуар, а он только дрыхнет и справляет свои животные надобности? И чихать ему, что я где-то должен заработать денег, чтобы набить его ненасытную утробу, и в этом «где-то» провести очередной скучный день, вправляя мозги подчиненным.
Вот вчера приводили к нему даму. Нет, вы поняли, ему бабу домой привели!
Дородная крашенная в блондинку пожилая женщина приволокла свою кошку.
— Ее зовут Белокурая Бестия, — и хозяйка потупила глазки. Кошка на самом деле была блондинкой, в отличие от хозяйки не крашенная, а бесстыдные голубые глаза выдавали в ней сексуальную маньячку.
— А попроще вашу кошку нельзя позвать?
Хозяйка застеснялась:
— Дома я зову ее Бесенок.
Мой кот подошел к блондинистому Бесенку и, приветливо махнув лапой, увлек под диван. Вскоре там загремело, раздался приглушенный вопль, и бабка сконфузилась. Через некоторое время из-под дивана выполз Цезарь, лениво потянулся, окинул похотливым взглядом хозяйку и отправился досыпать на свою подстилку, блондинки его больше не интересовали. А мы с бабкой еще полчаса выковыривали прижавшуюся в углу кошку — она явно собиралась остаться и не давалась в руки.
Так вот я спрашиваю, за какие-такие заслуги, этот наглец ведет столь паразитический образ жизни. «На его месте должен быть я», говорил герой известного фильма. Это меня должна вечерами вычесывать жена, кормить из рук кашкой и, в конце концов, приводить ко мне кошек. Что-то я не помню, чтоб она мне кого-нибудь приводила, кроме своей кошмарной подружки Ленки. Я что менее породистый?
Решено, я устраиваю себе отпуск от постылой человеческой жизни и становлюсь котом. Вот прямо сейчас!.. Сейчас… Сейчас…
Заскрипела дверь и в комнату заглянула жена.
— Котик, ты слышал будильник?
Я открыл один глаз и негромко мурлыкнул. Жена подошла к кровати и стала гладить по руке:
— Вставай, на работу опоздаешь.
Я изогнулся, подставляя под ее руку спину, и задремал снова.
Через некоторое время заверещал мобильник, я не глядя нажал клавишу отбоя, перевернулся на спину и коротко, с удовольствием мяукнул. Кот открыл желтый глаз, сладко потянулся и подошел к дивану.
— Хозяин, ты чего, умом тронулся, тебе же на работу пора!
— Все, Цезарь, теперь я тоже котом буду.
— А… заболел, значит, — он прыгнул ко мне и ткнулся тяжелой башкой в нос, — вставай, а то эта орать будет. А ведь и точно, у тебя нос мокрый, давай-ка температуру померяем, — он соскочил с моей постели и побежал на кухню. Оттуда через минуту, вытирая руки о передник, скорым шагом вышла жена:
— Ну-ка? — мне на лоб упала влажная холодная рука. Я зашипел и отпрыгнул на другой конец дивана, рот оскалился, изнутри раздался утробный вой мартовского кота.
Глаза у жены округлились и стали сочувствующими:
— Заболел, котик.
— Мррряяяяу, — голос у меня стал хриплый, как у простуженного бойцового кота.
— Так, лежи, сегодня на работу не пойдешь, я отключу телефон и схожу в аптеку.
Я с удовольствием растянулся на кровати — похоже превращение прошло удачно, и сквозь сон услышал телефонный звонок и голос жены в коридоре:
— Заболел, бредит. Нет, нет, какая работа, разберитесь, пожалуйста, сами… пусть пару дней полежит.
Видимо собеседник остался недоволен разговором, но жена проявила недюжинную стойкость и вскоре ее голос смолк. Потом меня разбудило холодное прикосновение подмышкой, я взвыл и оскалился.
— Это градусник, давай температуру померяем.
Пока я соображал, как меряют температуру котам, жена вытащила градусник и в недоумении покачала головой.
— Нормальная. Может у тебя что-то болит?
Я фыркнул.
Через минуту я услышал голос жены из другой комнаты:
— Доктора Бельфермана можно пригласить к телефону?
Бельфермана я знал, это был полоумный участковый психиатр, к которому мы пару раз обращались в период климакса у моей тещи.
— Моисей Соломонович, у нас новая проблема… — голос жены стал тише, похоже, она перешла на кухню, а я свернулся клубочком и уснул.
В очередной раз я проснулся, когда жена наливала нам с Цезарем похлебку. Я почувствовал запах любимой гречневой каши и поплелся на кухню.
— Мяу?
Жена вздрогнула и обернулась:
— У тебя неприятный голос. Вон твоя каша, — и она показала на стоящую рядом с кошачьей миску.
Значит так? Мы приняли игру до такой степени? Это Бельферман насоветовал? Ладно, пусть тебе будет хуже. Я грохнулся на четвереньки, подошел к миске и принялся выедать из нее кашу. Прямо скажу, было неудобно, однако принципы, как вы понимаете, вещь того стоящая. Минут двадцать я вылизывал кашу, гоняясь за ускользающей миской, однако победил ее и, требуя добавки, уселся посредине кухни.
— Тебе чего? — изумилась жена.
— Мяу, — ответил я и показал глазами на миску.
— Воды?
Я зафыркал.
— Молочка?
Я скорчил умильную рожу, понимая, что лучше получить пайку молока, чем изображать требующего добавки каши кота.
— Молока не будет, у котов после каши от молока понос случается, — и неблагодарная женщина бесцеремонно принялась готовить обед для себя.
Ах, так, ладно, я тебе сейчас покажу «понос» и двинулся в туалет. На пороге, я в задумчивости притормозил — кошачий лоток был невелик и разместится в нем было бы непросто. А тут еще Цезарь проскользнул между моими передними лапами, уселся на свой горшок и задумчиво на меня уставился. Я поскреб лапой:
— Хватит уже, освободи посадочное место.
Цезарь сдавленно хрюкнул и улегся в своей миске.
— Значит вы заодно? Ладно, я воспользуюсь унитазом, но котом быть от этого не перестану — у моих знакомых есть кот, который на унитаз ходит, это к стати тебя касается, — я бесцеремонно толкнул задремавшего в лотке Цезаря.
— А воду ему кто сливает? — зевнул Цезарь.
В общем, спорить с ним было бесполезно, и я поплелся в комнату.
Вновь мою дремоту прервал звонок в дверь, в коридоре была слышна суета, шаркали тапками, потом раздалось приглушенное мяуканье, и в комнату проскользнула Бестия. Цезарь приоткрыл глаз:
— Кажется это к нам, — он лениво потянулся и, кося желтым зрачком в сторону улегшейся на полу кошки и сполз с кресла.
— Хозяин, ты которую берешь? Эту или хозяйку? — я ошарашено молчал, мне совсем не хотелось «брать» кошку, а уж тем более хозяйку.
— Бери, что дают, у нас, котов, так принято, — и Цезарь кивнул на катающуюся по полу Бестию.
Дверь снова скрипнула, задыхаясь и потея, в комнату ввалилась давешняя хозяйка.
— Это к тебе, — сказала от порога жена и, скорчив безумную гримасу, прикрыла за собой дверь.
— Она у вас сегодня странная,- оглянулась на дверь крашенная под кошку хозяйка.
— Я пошел под диван, — Цезарь махнул лапой и кошка привычно воспользовалась приглашением, — а ты можешь бабку под шкаф затащить, там тоже темно и морду ее видно не будет, — и вслед за кошкой скрылся под диваном.
— Так я говорю, жена у вас странная. Мой Бесенок после вашего котика никак угомониться не может, вот мы и договорились их еще раз поженить. А жена ваша говорит, что у вас теперь два котика и одного она может дать мне на время.
Ну-ну, кажется, игры жены распространились и на безумных старух. Что ж, пусть будет так, я придвинулся к кошачьей хозяйке — от нее разило тяжелым цветочным запахом, и я фыркнул.
— Вам нравятся мои духи? — бабка кокетливо улыбнулась и придвинулась ближе. Я отодвинулся и, бухнувшись на колени, примерился к щели под шкафом. Похоже, не поместимся. Может в шкафу?
— Эй, Цезарь, а ты в шкафу пробовал?
Под диваном раздалось недовольное ворчание:
— Лучше в кладовке, там мягкая шуба висит.
В кладовке, так в кладовке, я взял бабку под руку и приобняв потащил в кладовку. Старушка хихикнула:
— Ой, куда это мы?
— В котиков играть будем.
— А жена ваша не заругается?
— Если не будете изображать моль и грызть ее шубу, не заругается, — и, примерившись, подтолкнул сумасшедшую тетку в кладовку. Внутри загремело, упало какое-то корыто, я вошел следом и прикрыл за собой дверцу.
Что делать с бабкой дальше я не знал, слишком она была старая и душистая. Но она уже нашла какую-то коробку и скромно пристроилась на ней в уголочке.
— Вы такой затейник, — игриво проворковала старуха и неожиданно замурлыкала. Она тарахтела как старый раздолбанный холодильник, вибрируя всеми частями мощного тела и вибрация распространяясь по стенкам кладовки, заставляла дрожать банки с консерваций. От этого грохота я в ужасе вылетел из кладовки и плюхнулся на диван, следом за мной выползла хозяйка Бесенка:
— Вот я и говорю, что странные вы со своей женой, ноги нашей здесь больше не будет, — и, наклонившись под диван, закричала, — Бесенок мы уходим.
Под диваном закопошились, и с приданным лапой Цезаря ускорением оттуда вылетел комок хвостатой пыли. Бесенок отряхнулась, и с воплем бросилась обратно. Однако хозяйка изловчилась, ухватила за хвост ускользающую кошку, прижала к себе и выскочила вместе с ней в коридор. Некоторое время там раздавались возбужденные голоса, было слышно, как жена успокаивала старуху, а потом хлопнула дверь, и мы с Цезарем облегченно вздохнули.
— Ты как? — спросил я его.
— Не очень, она мне спать помешала. А у тебя?
— Эта дура мурлыкать вздумала.
— С самками так часто бывает, тарахтят как ненормальные, отдыхать мешают. У твоей хоть морда приятная, усики такие симпатичные.
— Мне не нравятся усатые старухи.
— Знаешь, о вкусах не спорят. Вот ты меня спросил, нравятся ли мне эти лахудры, которых вы сюда таскаете? Вот эта, убогая, к примеру…
— Чем тебе Бесенок не глянулась, приличная кошка, по-моему.
— Бесенок? Да Мурка она, дворовая. Ты ноги ее видел?
— А что с ними? Кривые, что ли?
— Они волосатые!
Я обалдел:
— А какие ноги могут быть у кошки?
— Должны быть пушистые! Ты разницу понимаешь? А нос?
— Обычный розовый носик, симпатичный.
— Картошкой у нее нос, вот!
Цезарь возбудился и нервно прохаживался по дивану:
— Вот тебе бабка старой показалась, а сколько лет этой Мурке знаешь? Да если по вашим меркам, она постарше своей хозяйке будет.
Я охнул:
— Прости, Цезарь, я не знал. Чего ж ты раньше молчал-то?
— А ты меня спрашивал? Когда мы с тобой о бабах в последний раз разговаривали? То-то и оно. Привели незнамо кого, бросили на ковер: «На тебе, Цезарь, от чего Кунсткамера отказалась». Если тебе жаловаться, так вообще приводить перестанешь, — и Цезарь тяжело вздохнул.
Я сдвинулся, освобождая место на диване:
— Ладно, иди ко мне, давай, наконец, поспим по-человечески.
Цезарь еще раз вздохнул, устроился у меня под боком и тихонько засопел.
Между тем дверь в комнату открылась и на пороге появилась довольная жена:
— Ну что, кобели, как успехи?
Мы с Цезарем обиженно отвернулись к стенке и, не сговариваясь, демонстративно захрапели.