Рецепт рождественского гуся

(любовный триллер)

Сначала мы очень любили друг друга, спали в одной постели и каждый день занимались любовью. Несмотря на разницу в возрасте, для меня Росс был лучшим мужчиной на свете, я удивлялась безграничности его фантазий…

Рецепт рождественского гуся

За окном звенела метель, и елочные лапы уже согнулись под белоснежным бременем. Задернуть бы шторы, и уснуть, завернувшись в теплый плед, но я продолжаю стоять у окна, как амстердамская девица в районе красных фонарей. Офис Росса напротив, и он злится, когда я отгораживаюсь и пропадаю из его поля зрения.

Мы ненавидим друг друга уже два года, хотя, нет… сначала мы очень любили, не представляли и дня врозь, спали в одной постели и каждый день занимались любовью. Несмотря на разницу в возрасте, для меня Росс был лучшим мужчиной на свете, я удивлялась безграничности его фантазий, одержимости сексом, и гордилась тем, что он научил меня любви.

Прошлое Рождество изменило все. На моих глазах Росс овладел вызванной в наш дом девицей, сильно ударив ее, просто потому, что захотел причинить боль. Он не позволил мне уйти, и я невольно участвовала в этой вакханалии, с ужасом наблюдая за ними. Присоединиться я отказалась, за это получила хлесткую пощечину, и моя кровь, хлынувшая носом, брызнула на ковер. Росс больно схватил меня за шею и ткнул в чужое тело, сосок девицы уперся в мою щеку, и алая струйка стала стекать на покрывшуюся мурашками кожу. Проститутка завопила:

— Убери ее, слышишь?! Она вымажет меня кровью!

Росс потянул меня за волосы и поднял лицо вверх, теперь теплые дорожки сползали по моим щекам под внимательным взглядом мучителя.

— Гадина… — пробормотал он, отпихнув меня в сторону.

Так закончилась наша любовь, но чувство во много раз сильнее все еще удерживало вместе.

Звук открывшейся двери отвлек меня от созерцания тяжелой от снега ели.

— Корреспонденция Ростислава Андреевича.

Секретарша. Конечно, он с ней спал. Росс перестал скрывать от меня свои похождения, вызывая остатки былого чувства, и, как мальчишка, радовался наказанию, следующему за всплеском моей ревности. Его садистское воображение превосходило все когда-либо виденное мной, прочитанное в книгах, или приснившееся в ночных кошмарах.

С каждым прожитым днем страсть Росса становилась все необузданней — утро начиналось с того, что он стаскивал меня сонную с постели, гнал голой в столовую, где приковывал к ножке стола, и приказывал Александре подать завтрак. Наша домоправительница не удивлялась, она хорошо знала Росса, и он дорожил ею, почти так же, как и мной. В конце концов, я привыкла к такому обращению, но все равно боялась его неожиданных ударов, и глаз наполненных звериной ненавистью.

Почта лежала на консоли. Разноцветные пакетики, глянцевые рекламные брошюры, поздравления с Рождеством и одно необычное, в голубом конверте, с большой маркой, и красивым почерком, заполнившим адресные строчки. Оно заинтересовало меня. Письмо было написано дамой — бумага тонко пахла ванилью, а округлые буквы напоминали женские формы… От моих выступивших слез, они расплылись перед глазами, словно на чернильных узорах растаяли снежинки.

Секретарши и горничные, стюардессы и официантки… я могла бы создать целую коллекцию женских профессий, оказывающих дополнительные услуги моему мужу, они не задерживались дольше одной ночи, Росс любил разнообразие, и лишь я была неизменной деталью его жестоких забав. Но, это письмо… Неужели я рано обрадовалась тому, что прошлое Рождество не повторится, и несколько часов мы будем напоминать обычную семью: я надену красивое платье, положу подарки под елку, и попрошу Александру… нет, сама нафарширую рождественского гуся.

— Какого черта ты лезешь читать мои письма!

Я не слышала, как он вошел, только вздрогнула от его свирепого окрика, подняла глаза и тут же согнулась пополам, выронив конверт на пол. Он предпочитал бить в живот, очень редко по лицу — не любил разбитых губ, потому что долго не мог их потом целовать.

— Не надо, милый, прошу… сегодня праздник… — простонала я от боли.

— Для меня он уже начался, дорогая! Сегодня у нас будет гостья, и попробуй только сделать постное лицо.

Росс поднял письмо, сел в кресло, прикурил от настольной зажигалки-глобуса. Когда-то, в счастливые времена, я подарила ему эту игрушку — тяжелый шар был выполнен из драгоценных камней, Росс часто рассматривал искусно выложенные материки, сапфировые океаны, и маленькую рубиновую звезду на месте столицы.

— Что у нас на ужин? — спокойно спросил он, будто придя с работы, просто чмокнул меня в щеку.

— Я хотела запечь гуся… — ответила я, не поднимаясь с колен.

— Она не любит жирного, придумай что-нибудь другое.

— А что она любит? — тихо спросила я, стараясь не разозлить мужа. — Я сделаю все, что ты пожелаешь.

— Что она любит? — переспросил он, и счастливая улыбка озарила его лицо:

— Она любит меня!

 

Звук дверного колокольчика раздавался по дому, Александру я отослала, и поэтому пришлось открывать самой. Мои руки дрожали, но на лице сияла приветливая улыбка, с замиранием сердца я ожидала увидеть соперницу. Она вошла, стряхнула снег с меховой муфточки, и откинула капюшон шубки.

— Долго не открываете, — недовольно пробормотала гостья. — Где папа?

— Кристина?! — вырвалось у меня.

Девушка оглядела меня с ног до головы. Я съежилась, на меня ненавидяще смотрел женский вариант Росса.

— Вы его новая жена, — утвердительно бросила она, словно увидела на мне клеймо.

Почему… почему он не сказал мне, что письмо было от дочери? Мне стало безумно жалко нас обоих, ушедшую любовь, нелепые ошибки…

— Кристина, вы, наверное, хотите побыть наедине с отцом? — тихо спросила я, принимая на руки сброшенную шубку.

— Собственно, затем и приехала.

— Тогда проходите в гостиную, там накрыт стол.

Она хмыкнула, но, похоже, обрадовалась счастливому избавлению от моей особы.

 

Спустя минуты по этажам разнесся нечеловеческий вопль, а я убрала в сумочку тщательно вымытый глобус, и вышла из дома — пусть дочь привыкнет к новому облику отца, я тоже не сразу узнала его, когда вытащила запеченную голову из духовки.

 

© Нина ДЕМИНА