…Посмотри на эту бесстыжую, она опять отъелась и похорошела! А твой муж, как буриданов осел, выбирает сноп повкуснее.
Натка была удачливей нас, и это не подлежало сомнению. Если Галя вставляла ватку в бюстгальтер, а я прятала в широких брюках худые цаплеобразные ноги, то Натке не надо было ни убавлять, ни прибавлять, чтоб пацаны сворачивали шеи. Все, от чего балдеют мужчины, было дадено ей с лихвой и бесплатно: льняные кукольные волосы и голубые глаза, пышный, сметанный бюст и стройные ножки. Добавьте к этому полное отсутствие комплексов и легкий характер хохотушки, и вы поймете, почему Антонина Петровна, наша классная дама, любила ставить нам Натку в пример: «другая бы на ее месте только хвостом крутила, а Наташа еще и отличница!» Но мы, подруги, любили Натку не за внешность и уж тем более не за пятерки, а за ее удивительную коммуникабельность. И потом, уехав жить в Ярославль, она имела не одну подругу, не пять, а сорок пять, и все они были близкими: приходи, садись за стол, оставайся ночевать. И замуж Натка вышла удачно — Леша занимался коммерцией и довольно успешно, по крайней мере, квартиру и машину купил на свои. Красотой особой он не блистал, зато был обаятелен и весел, притягивая окружающих неиссякаемым чувством юмора. Так что дома у Нестеровых всегда собирались друзья, и жизнь казалась бесконечной чередой маленьких и больших удовольствий.
Сложности забрезжили три года назад, когда бизнес закинул Лешу в Крым. Вначале он стал реже звонить и приезжать, но еще скучал и являлся домой с подарками. Потом огорошил новостью, что не успевает приехать на Новый год. Натка даже расплакалась, но потом смирилась. А дня за три до любимого праздника вдруг разволновалась и стала обзванивать друзей, выпрашивая его телефон, до этого она сама никогда не звонила, довольствуясь инициативой мужа. И когда набрала по коду ялтинскую квартиру, которую якобы арендовал благоверный, наткнулась на милый женский голосок, весело сообщивший, что Лешик купается.
— А вы что делаете? — неприятно поразилась Натка.
— А я готовлю ужин, — в свою очередь удивилась женщина. И вдруг спохватилась, — А кто вы такая собственно?
— Я собственно, жена, — раздраженно ответила Натка, — а вы кто?
— Это я жена, — с вызовом заявила нахалка. — А вы сюда больше не звоните!
Нетрудно представить, как прошел для нашей подруги любимый новогодний праздник. Когда Леша, как ни в чем ни бывало, явился домой на рождество, Натку невозможно было узнать: глаза ввалились, кости гремят (десять дней во рту крошки хлебной не держала!) Бедная Анечка (ей тогда семь лет исполнилось) кинулась к отцу в ознобе: «папа, папа, мама себя кусает!»
Завернул он у жены рукава халата, а руки и прямь в синяках и рубцах — это наша хохотушка так душевую боль усмиряла. Сели они на кухне, открыли бутылку водки и завели серьезный разговор.
— Я к тебе с дочкой привязан, — сказал Алексей. — И вас никогда не брошу. Но и Светланку свою не брошу, потому что люблю! Так что выход один — смириться, что у меня теперь две семьи, одна в Ялте, другая в Ярославле.
Черт его знает, что бы сделала на месте Натки умная, хитрая женщина. Быть может, согласилась бы и завела в утешенье любовника. А может, заласкала бы блудного кота, чтоб понял, кого теряет. Или заплела бы тонкую интригу, чтобы его вернуть. А прямая, как шпала, Натка стала биться в истерике: убирайся вон! Я тебя ненавижу! Только развод!
И от ее криков и плача дочки Леша смылся из дома быстрей, чем планировал.
Мы, подруги-одноклассницы, пытались давать советы, насколько это возможно по междугороднему телефону, и кое к чему несчастная Натка прислушалась. Например, стала вышибать клин клином. И какой-то дальнобойщик у нее квартировал, и продавец мясного магазина, и красавчик таджик. Но все это было назло, в больном угаре, а не со вкусом и знанием дела, и мужики, вкусив от нее, все еще сочной, но уже отравленной ядом тоски блондинки, поспешно сматывали удочки, боясь увязнуть в чужих проблемах. Поняв, что любовники не спасут (ненависть к мужу спроецировалась теперь на всю породу брючных), Натка, восемь лет просидевшая в домохозяйках, кинулась делать карьеру. Но что случилось в ее светлой голове, было только черту известно: ни в одной фирме, клюнувшей на красный диплом экономиста, Натка не выдержала испытательного срока. А в последней, куда ее взяли уже кассиром, она за три недели умудрилась сделать недостачу.
— Директор сказал, что убьет меня дыроколом, — вяло сообщила она некогда безгрудой подруге Галке, к тому времени удачно вышедшей замуж и разжившейся очаровательным бюстом. Великодушная, потерявшая от собственного счастья бдительность, Галка срочно десантировала в Ярославль в качестве скорой помощи. Вернулась она подавленной. На месте универсального идеала всех мужчин она обнаружила расплывшуюся толстуху с остановившимся взглядом и печатью глубокого несчастья на лице, способную говорить и думать лишь об одном — о великом предательстве Леши. Разумеется, от бывших друзей семьи теперь не осталось даже следа, а сорок пять ближайших подруг шарахались от Натки, как от чумной.
— Ну а этот паразит что думает? — горячилась я, — Ты ему не звонила?
— Звонила, — вздыхала Галка. — Говорит, что вначале был против развода, а теперь уже за.
О мышке Анютке в той ситуации никто не вспоминал, оставив ребенка выживать в сумрачном лесу недетского одиночества.
Шли дни, недели, месяцы. Мелкие заботы каждого дня серым однообразием заштриховали наши волнения за судьбу подруги, и вдруг раздался звонок.
— Я продаю квартиру, — прошелестел бесцветный Натахин голос, — половину денег отдаю Леше и возвращаюсь на родину. Там мама, брат, друзья, они не дадут пропасть.
— Какие друзья, Наташа! — попробовала я ее отрезвить. — О тебе не забыли только мы с Галкой, но чем мы можем помочь? У нас свои дети, семьи, и у брата твоего семья, а мать твоя с головою в политике. Продать квартиру легко, а купить? Цены знаешь какие! А устроиться на работу? Подумай о дочке, о школе, о ее душевном спокойствии!
— Я все решила, — отрезала Натка и бросила трубку.
Я позвонила Галке, но у нее болел ребенок, и все остальное ее не волновало. Тогда я порылась в памяти и вспомнила телефон Наташиной мамы.
— Ну и что? — спросила невозмутимо старая коммунистка. — Моя дочь уже взрослая женщина, что хочет, то пусть и делает.
— А где она будет жить? — поинтересовалась я. — Вы возьмете ее под крыло?
— У меня не позволяет жилплощадь, — спокойно ответила мать. — Здесь собираются мои друзья по партии.
И тогда я вспомнила нашу классную Антонину Петровну, кумира школьных лет, на все вопросы жизни нашедшую ответы у русских классиков. Вот кто подскажет выход, найдет для Натки убедительные слова!
— Кто ее спрашивает? — проклюнулся сквозь треск столетий чей-то дребезжащий бесполый голос.
— Бывшая ученица, — ответила я.
— Зачем? — уточнило Оно.
— Посоветоваться.
Трубка закашляла туберкулезным смехом.
— Иди на кладбище, милочка, может Тоня и присоветует тебе что-нибудь оттуда.
Я бросила трубку, как ошпаренная. Неужели наша классная умерла? Бессмертная, неутомимая, непоколебимая Антонина Петровна, нустанно учившая нас гуманизму и высоким, нравственным отношениям! Но почему земля не содрогнулась? Почему мы с Галкой об этом не слышали? Да и не старая она еще, лет шестьдесят с небольшим. Впрочем, причем здесь годы, сейчас умирают в любом возрасте.
Последняя моя попытка по спасению Натки ограничилась звонком в Крым. Леша оказался единственным человеком, кто по крайней мере устно разделял мои тревоги и опасения. Но и он не сказал ничего утешительного. Только вздохнул протяжно и жалобно:
— Я устал, понимаешь, она меня проклинает, делает все назло, это терпеть невозможно!
Слушай, устрой Наташку в психушку, я это на полном серьезе, у нее конкретно крыша поехала.
В нашей жизни давно известно: грузят на тех, кто везет. Из меня скакун некудышний, и в ломовые лошади я не гожусь. Но установка на высокие отношения, вбитая Антониной Петровной, пустила во мне глубокие корни. Не зря ведь я, вопреки своим длинным ногам, наконец-то обросшим мясом, прилепилась к тихому, интеллигентному Вадику. С таким мужем звезд с неба не схватишь, но и по миру не пойдешь. В работе — исполнительный, обязательный, в отношениях с людьми — по-пионерски правильный. И всю мою зацикленность на Наткиных проблемах, как любую прочую толстовщину, он понимал и поддерживал. И на вокзал поехать благословил, хотя никто особо не звал. Просто меня угнетала мысль, что Натка едет в никуда — с ребенком и большими деньгами.
— Конечно, конечно, — одобрил Вадик, — жаль, что я в это время работаю.
И сунул двадцатку: — Если подругу не встретят, берите такси, и к нам.
Он как в воду смотрел, мой миротворец, ни мать, ни брат Натки на ее телеграмму не отреагировали. Не смогла приехать и Галка, к ней в тот вечер свекруха в гости явилась. Знала бы я тогда, чем обернется моя доброта, закрыла бы двери на десять запоров и телефон отключила. Но благими намерениями выстлана дорога в ад, теперь-то я в этом не сомневаюсь.
Вот уже скоро полгода, как Натка с Анечкой живут в нашей однокомнатной квартире. Аня спит на тахте с моей дочкой, а Натка на диване у стенки, рядом со мной и Вадиком. Если ночью она встает попить или по другой какой надобности, то вначале перелезает через меня, а потом через моего супруга. Наши родители сходят с ума от такой беззастенчивой наглости, но муж запретил им высказываться, а уж тем более, беседовать с гостьей. Он преисполнен чувства глубокого удовлетворения, как человек, честно исполнивший свой долг, как уверовавший грешник, надевший вериги, как больной клаустрофобией, победивший страх. Его радость греет мне душу. И хотя я давно забыла, что такое супружеские отношения, зато узнала прелесть удобства бесплатной домработницы. И когда возвращаюсь домой после педсовета или бесплатного факультатива, даже благодарна своей подруге, что дома меня ждет чистота, блинчики с творогом и невинный сон между Наткой и Вадиком.
— Вы все клиенты дурдома, — сказала вчера мне Галка. — Посмотри на эту бесстыжую, она опять отъелась и похорошела! А твой муж, как буриданов осел, выбирает сноп повкуснее.
Может она и права, но час решительных действий упущен. Мы успели Натку приручить и теперь за нее в ответе. А перерастет ли наша коммуна во что-либо большее, решать, наверно, мужчине. В одном я уверена на все сто — мой благоверный меня не обидит. Он не выгонит нас с дочкой на мороз и в Крым от нас не сбежит. Как и я не откажусь от этого осла из-за ревности и эгоизма.