Но разве есть шанс покорить красавицу, по которой сохнет весь факультет? Ему, лопоухому троечнику, картавому охламону, добровольно принявшему роль пажа, таскающего в ремонт хрустальные туфельки…
За окном ликовало лето, а в больничном боксе пахло тоской и хлоркой. Мама глянула безучастно, и отвела глаза. За два дня, что Люба не приходила, они выцвели и подёрнулись холодом.
— Не обижайся, — взяла её Люба за руку. — Я экзамен последний сдавала. На «пять»!
Но мама, похоже, не слышала. На бледном лице отсутствовали эмоции, только усталость и равнодушие.
— Жизнь прожита напрасна, — вдруг прошептала она.
— А как же я? — прижалась Люба губами к прозрачной руке.
Мать не ответила, лишь потянулась и глубоко вздохнула.
Зашла медсестра, погладила Любу по голове, забрала у неё мамину руку и рывком натянула на больную простыню.
— Всё, ребёнок, пошли, мама тебя больше не слышит.
Любе было 16 лет, позади осталась школа, экзамены, впереди ждал выпускной и взрослая жизнь. Ещё вчера сердце раздирало предчувствие счастья, а вместо этого обрушилась невыносимая беда. Наплакавшись на кладбище и вернувшись в пустынный дом, Люба долго сидела у окна, уставившись в одну точку. Что теперь делать? Как жить? Кому она нужна на этом свете? А ночью приснилась мама. Она вытащила из шкафа платье, собственноручно сшитое дочке на выпускной, и сказала — «хочу, чтоб ты была всех красивей!»
Любин поступок поняли не все. Она слышала, как за спиной шептались физичка с химичкой — «с кладбища и на бал». Но Люба не зависела от чужого мнения, не страдала желанием всем нравиться, и не нуждалась в советчиках — это передалось от мамы. Красивая, умная женщина, она всю жизнь ждала единственного своего мужчину, а тот, влиятельный и респектабельный, на много лет старше матери, только морочил голову, никак не решаясь уйти от жены — недалёкой, крикливой, но властной бабы. Люба редко видела отца — он встречался с мамой на нейтральной территории, а дочь предусмотрительно держал на расстоянии. Маму это расстраивало и обижало, она не раз просила возлюбленного — ну приласкай же её, смотри, какой ангелок! А тот отнекивался — потом, потом, вот создадим семью, тогда… Наверное, он знал, что «потом» никогда не наступит, и не хотел привыкать к ребёнку, а скорей всего — приручать, брать на себя ответственность. Знала, должно быть, и мама, горечь копилась в груди много лет и развилась в смертельную опухоль. И, провожая маму в последний путь, Люба дала себе слово, что никогда не будет ждать журавля, а выйдет за надёжную синицу.
Уезжая учиться в Москву, она попросила соседей смотреть за домом. Но в душе почему-то верила, что никогда сюда не вернётся.
Каштановые кудри затейливым узором падали на безупречные плечи, под тонким батистом сарафанчика дышала роскошная грудь. А спелые губы смеялись так, что у Лёвы срывало крышу. Он бренчал на гитаре и умирал по Любе. По её грудному певучему голосу, по этим ямочкам на щёчках, по карим очам, похожим на омуты. Но разве есть хоть малейший шанс покорить красавицу, по которой сохнет весь факультет? Ему, лопоухому троечнику, картавому охламону, добровольно принявшему роль пажа, подкармливающего королеву деликатесами, таскающего в ремонт хрустальные туфельки и выполняющего все её поручения. Удача улыбнулась неожиданно. Лёвин отец получил престижное назначение, и к Новому году предки укатили в Париж, оставив квартиру в его полном распоряжении. Зазывая к себе однокурсников, он мечтал об одном — произвести впечатление на Любу. И это ему удалось.
— А кто твои родители? — спросила она, изумлённо рассматривая коллекцию Фаберже в серванте.
— Отец-дипломат, мать — переводчик, — скромно ответил Лёва. — Они в парижском посольстве работают.
— Ну надо же, — удивилась Люба и внимательно всмотрелась в Лёву. — Значит, ты из золотой молодёжи? И человек при этом хороший! Прекрасный журавль в образе уютной синицы.
С того дня события развивались стремительно. Лёва не отходил от Любаши ни на шаг, укрепляя свои позиции, а вскоре сделал ей предложение и получил согласие. Свадьбу сыграли после сессии в июле, скромней, чем хотелось Лёве, но мама всё-таки прилетела. Она была не довольна, что такой ответственный шаг сын сделал без её резолюции. Но препятствий чинить не стала. Лёва летал на крыльях, он впервые ощутил себя мужчиной. А Люба, наоборот, загрустила. Она подкоркой уловила в свекрови смертельную силу танка, но недооценила степень её коварства. Лёвина мама позволила этот брак лишь потому, что не сомневалась, что сможет его разрушить. А пока, утешалась она, пусть любимый сынок будет под присмотром хваткой провинциалки.
Через год у Любы родилась Аннушка. А ещё через год, когда она защитила диплом и получила престижное направление — на крупный оборонный завод, из Парижа явилась свекровь. Она сообщила, что отец с нетерпением ждёт молодых, им подыскан удобный дом, подготовлены интересные должности, а малышке подобрана нянька.
— Будешь учиться говорить сразу на двух языках, — потрепала бабушка ребёнка за щёчку. — Но в Париж поедете врозь. Лёва вместе со мной, а ты, Любаша, осенью. Так надо по ряду обстоятельств. А пока поживи пару месяцев у своих в Мариуполе, что вам делать в душной Москве?
С тяжким сердцем уезжала Люба на родину. Но Лёва смотрел так преданно, так лучисто, так страстно целовал её ручки и маковку дочки, что тревога отступила. Разве есть на свете сила, способная вытравить эту любовь? Первый месяц Лёва писал и звонил, взахлёб описывая прелести Парижа. Потом ситуация изменилась — звонки стали реже и короче, тон напряжённей.
— Что-то случилось? — спросила однажды Люба.
— Нет… Да… — засмущался Лёва. — Я тебе чуть позже перезвоню.
Больше она его не услышала. Попытка вернуться в Москву тоже не увенчалась успехом — швейцар не пустил её даже в подъезд, а в милиции, куда Люба обратилась за помощью, сухо уведомили, что в квартире никто не прописан. И пришлось Любе думать о том, как выживать в одиночку.
Анюта росла потрясающе умной. Когда девочка стала подрастать, Люба задумалась — на что её ориентировать? На бескорыстную, безоглядную любовь, ту, что проповедовала мама? Или брак по расчёту, который не смогла рассчитать она, лучший математик факультета? Так и не найдя ответа, она решила положиться на волю судьбы: дочь умница, разберётся сама. А судьба виноватой кошкой тёрлась о ноги Аннушки, не зная, как выпросить прощения за неудачи мамы и бабушки. Вопреки всем конкурсам и блатам, Аня легко поступила в медицинский и училась просто блестяще. Яркая, бойкая, талантливая во всём, за что ни бралась, она кроме прочего излучала такую харизму, такой пленительный магнетизм, что парни с ума сходили. На пятом курсе Аннушке сделал предложение Ростик. Профессорский сын, он мог не думать о будущем. Квартира и машина у него уже были, а ступени карьеры за него расписал отец.
— Ты его любишь? — спросила Люба.
— Не знаю, — пожала Анюта плечами. — Но мы переспали. Мне было с ним хорошо.
Пока дочь разбиралась в собственных чувствах, Ростик напористо обхаживал «тёщу» — дарил цветы, привозил билеты на дорогие концерты. А когда позвонил профессор и пригласил Любу на свой юбилей, свадьба дочери стала неизбежностью. Профессорский юбилей отмечался с размахом — в дорогом ресторане, при скоплении именитых людей. Любу, вероятно как будущую родственницу, усадили недалеко от именинника. А гости, поднимая бокал за юбиляра, многозначительно смотрели на Ростика с Аней и желали профессору внуков.
Свадьбу наметили на осень, а летом ненадолго разъехались. Ростик укатил с отцом за границу, на месячную стажирову в Австрию, Анютка проходила практику в донецком роддоме. Как-то, приехав на выходные к матери, она, усевшись на кухне, сообщила будничным тоном:
— А у меня другой кавалер!
— Кто это, — рассмеялась Люба, не уловив серьёзности момента.
— Володька, анестезиолог. Знаешь, он такой смешной, когда спит, похож на ребёнка, причмокивает, будто сиську сосёт!
— Ну-ка, ну-ка, — разволновалась Люба. — Как это понимать? Ты не шутишь? Ты с ним спала?
— Спала, сплю и намерена спать в перспективе, — спокойно ответила Аннушка. — Понимаешь, он без меня не сможет. Он искренний и беззащитный, и очень-очень одинок!
— А Ростик? Он сможет без тебя?! — перешла Любаша на крик.
— Он сможет. У него крепкий тыл и масса желающих утешить. Конечно, будет больно, это удар по самолюбию, но с горя не умрёт, а Володька точно протянет ноги.
— А ты? Почему ты о себе не думаешь? Тот умрёт, другой не умрёт! Что у твоего хахаля за душой — квартира? Большая зарплата?
— За душой ничего. А в душе всё, что хочешь — и трудное детство, и нищее студенчество, и боль, и любовь, и амбиции. У нас менталитет один, понимаешь? Мы оба росли без отца и семья для нас — высшая ценность!
Тяжко дались Любаше два последующих месяца. Но Аннушка её пощадила — уберегла от подробностей. Что сказал неверной жених? Звонил ли сбежавшей невесте профессор? Мать не спрашивала, а дочь не говорила. Только однажды несостоявшийся зять позвонил Любаше на мобильный. Помолчал в трубку, постонал и вымолвил пьяным голосом:
— Дурочка она, идеалистка. Вы то хоть это понимаете?
Люба не нашлась, что ответить, но сердце заныло.
Свадьбу молодым она сыграла на собственные сбережения, отремонтировала дом, а сама перешла во флигель. В дела семейные старалась не лезть, но зять ей категорически не нравился. Разве это мужчина? Ничего не способен решить, гвоздь и тот забивает криво. Все заботы и трудности валит на Аню, а она над ним словно квочка. Разрыв с Ростиком сказался на карьере. Обещанной ставки в роддоме вдруг не нашлось, и лучшая выпускница медуниверситета загремела терапевтом в районную поликлинику. Через год у неё родились близнецы — Пашка и Наташка. И жить стало ещё сложней.
Чтоб сводить концы с концами, Аня устроилась на полставки в больницу, а Володя — в «Скорую помощь». Усталость плохо сказывалась на его характере, но однажды он вернулся с дежурства в приподнятом настроении. Вытащил из пакета коробку конфет, бутылку дорогого коньяка и победно воззрился на Аннушку.
— Тебе премию дали?- удивилась она.
— Что-то вроде того, — засмеялся Володя. И рассказал о 50-летней бизнесменше с гипертоническим кризом. — Мы её на носилках в больницу везём, а она приказывает — подайте мне косметичку и возьмите в баре пакет!
Через месяц муж снова пришёл с подарками.
— Опять криз у бизнесменши? — спросила Аня.
— Хуже! — признался Володя. — Она меня вызвала просто так. С целью профилактического осмотра.
— И как осмотр? Надеюсь, был обоюдно приятным? — съязвила Аня.
— Ты ревнуешь меня к старухе? — рассмеялся муж. И торжественно выложил на стол сто гривен — вот! Разве плохо? Это за личную консультацию.
Когда Володя не пришёл ночевать и отключил мобильный, Аня вышла на крыльцо и закурила. С невидимой яблони глухо падали в траву переспелые плоды, самозабвенно пели сверчки, в чёрном небе двигалась звёздочка спутника. «Если дойдёт до Большой Медведицы, я смогу найти своё счастье», — загадала мысленно Аня.
— Ты с ума сошла?- выглянула из флигеля Люба. — В нашем роду женщины никогда не курили!
— В нашем роду они не были счастливы, — парировала дочь. — Пора пересмотреть традиции!
Какое-то время сидели молча. Вдруг Аня спросила:
— Как ты думаешь, мам, что в человеческой жизни самое печальное?
— Наверное, старость, необратимость времени.
— Нет, мамуль, — осознание собственных ошибок. Лучше заблуждаться до смерти, чем внезапно прозревать.
— И как ты повелась на это ничтожество! — не выдержала Люба. — «Он сиську по ночам сосёт!» Вот и присосался к бизнесменше!
— Мама, не надо, пожалуйста, — попросила Аннушка. — Я эту тему закрыла.
Надо срочно что-то сказать, — подумала Люба. — Умное и хорошее. Чтоб дочь поняла — я с ней, а значит, ничего не страшно.
— Анют, а давай продадим этот дом? И переедем с тобой в другой город. Туда, где нужны акушеры и гинекологи. Мы же ещё молодые! Нам можно искать и дерзать. А самое печальное — не прозрение, это я точно знаю. Самое печальное — сказать, умирая, что жизнь прожита напрасна.
Пушистая грива дочери благодарно коснулась плеча, захлестнув волной невероятной нежности. «До чего же я счастлива! — пронзило вдруг Любу.- У меня такая семья — Аня, Даша и Паша. Опора, надежда и силища!»
А сверчки всё пели и пели, и яркая звёздочка спутника добралась до ковша Медведицы.