YI
Через час она вышла от руководства, как космонавт выходит с борта корабля в открытый космос. Впереди была мгла, которая называлась будущая жизнь. Прошлая жизнь только что закончилась. Новую жизнь можно было начать по-разному. Варианта было два. Первый — радикальный: пойти напиться и забыть обо всем.
Второй – терапевтический. Отвести душу там, где тебя по-любому будут слушать, – и всего за три тысячи в час.
Но прежде чем напиться или отдаться в руки психоаналитику, нужно было заехать еще в одно место. …Было, как обычно, немного холодно и стыдно. Марго уже тридцать семь, а она так и не научилась относиться к медосмотрам по-взрослому.
Он толстый, бородатый и всегда жизнерадостный дядька. Все делает с удовольствием, включая и то, что входит в непосредственные обязанности гинеколога. Марго дорожит этим знакомством.
— Правильно вы забеспокоились. Только поздно: шесть недель уже. О чем раньше думали?
— Да ничего не должно было быть, я же следила.
— Ну, теперь что уж говорить, теперь – полный вперед. Запасайтесь памперсами.
— Это исключено. Ни в коем случае.
— Маргарита Степановна, помнится, в прошлый раз вроде тоже было «ни в коем случае». Про ваш резус вы уже всё знаете, или еще рассказать?
— Что вы меня резусом пугаете? Я по-любому не могу рожать.
Марго за ширмой, вытянув шею, пыталась протянуть голову через узкую горловину блузки, не измазав в косметике ворот. Пуговицы впопыхах она так и не расстегнула. Она задыхалась от волнения и того, что ей навязывают невозможное решение.
— Я вас тогда уже предупреждал. Сейчас — это ваш последний шанс и то под большим вопросом. Вы уже даже не старородящая, вы, c учетом состояния ваших почек, извините, реликтовый экземпляр.
— Какой реликтовый! В Европе после сорока по первому разу рожают и ничего.
— Мы не в Европе, и у вас отрицательный резус. И еще куча разных гадостей. Конечно, сейчас поздно говорить, но вашей мамаше не мешало бы побольше внимания обращать на здоровье своего собственного ребенка. Дочь у нее росла, а это очень деликатное дело. В общем, если выносите, я очень удивлюсь. Очень может быть, дело просто выкидышем кончится. Мужу говорили?
— Мужа нет. И не предвидится.
— Ну ничего, вы уже большая девочка, справитесь. Хотя, конечно, «автору-исполнителю» можно было бы и сообщить, порадовать, так сказать.
— Да, вряд ли он обрадуется. У «автора» своих уже двое.
— Ну и что? Одно другому не мешает. У меня тоже, вон, свой балбес здоровый, а сейчас маленькая Дашка появилась, и знаете, сколько радости? Пятый год уже, читает на двух языках, балетом занимается. Земляничка моя.
— Ну так у вас жена, наверное, с ребенком возится.
— А при чем тут жена? Дашка у меня маленькой тележечкой к моему семейному вагону, так сказать, едет.
— А жена про вашу «тележечку» знает?
— Зачем? Я ее берегу. Мы с ней двадцать шесть лет душа в душу прожили. У нас парень взрослый уже, сам девок домой таскает. Нам с женой поздновато второго поднимать. А тут молодая женщина, дочку растит, меня радует. Хорош-шо!
— Кому?
— Всем хорошо, уверяю вас! Жену люблю, и Милочка — так бы одна куковала, а тут я всегда помогу, Дашку нашу люблю, ее обожаю.
— Так вы же жену, сказали, любите.
— Ну и что? Сказал.
— Ну вы уж как-то определитесь, я уже запуталась.
— Да поймите, глупая вы женщина, здесь одно, а там – другое. Я и старуху свою люблю, и девчонок.
— И как? Не напрягает?
— Прекрасно себя чувствую! Так, ну возвращаясь к Вам, Маргарита Степановна. У вас есть последний шанс. И он тоже под вопросом. Можете потом всю жизнь вспоминать наш разговор и мою Дашку. У вас в запасе неделя. Господи, да что ж вы убиваетесь так?
Маргулис с удовольствием поскреб в бороде, оттолкнувшись от пола, крутанулся в кресле на колесиках и выписал Марго направление на анализы.